Проблема времени


Философская проблема времени

Философская проблема времени

Введение

В философии неслучайно исключительно важное место занимает проблема времени. Она является одной из центральных тем философской рефлексии и по праву становится предметом специальных научных исследований. Над вопросом «что есть время?» размышляли на протяжении веков, пытались понять его, выделить и осмыслить свойства. Вслед за философией начали заниматься временем и другие науки.

Актуальность избранной темы объясняется рядом причин. Прежде всего, время относится к числу важнейших философских категорий – понятий предельно общих, фундаментальных, отражающих самые существенные связи и отношения действительности и познания. Вспомним утверждение Фалеса Милетского: «Мудрее всего время, ибо оно раскрывает всё».

Во-вторых, время обладает особым статусом в жизни человека. Осмысление времени означает осмысление не столько бытия как такового, но и бытия человека. Проблема времени имеет важное мировоззренческое значение.


В-третьих, интерес ко времени резко возрастает в переломные для истории человечества эпохи при завершении определенного этапа в развитии. Наша эпоха, вне сомнения, является таковой.

В-четвертых, в настоящее время, с одной стороны, все острее встает проблема сохранения традиций, с другой, все ощутимее нужда в прогнозе: каким окажется стремительно приближающийся XXI век? Сейчас масштабы пристального внимания сразу и к прошлому и к будущему беспрецедентны, отсюда интерес к самому времени.

Далее, с каждым годом все возрастает поток информации, увеличивающаяся «плотность» событий «торопит» нас, невольно заставляя задуматься, что представляет собой время.

Наконец – вероятно, это главное – отношение людей ко времени всегда будет оставаться по-особому эмоциональным, страстным и даже пристрастным, поскольку это единственное, чему с непреложностью подвластна наша жизнь. Человек всегда ощущал временность своего существования на земле (даже когда верил в бессмертие своей души):

Что войны, что чума? Конец им виден скорый;

Им приговор почти произнесен.

Но как нам быть с тем ужасом, который

Был бегом времени когда-то наречен?

– писала А.Ахматова. об этом же – строки И. Бродского, поэта-мыслителя, поэта-философа, однажды заметившего: «Все мои произведения более или менее об одной вещи – о времени»:


Век на исходе. Бег

времени требует жертвы, развалины…

Подай ему чувства, мысли, плюс

воспоминания. Таков аппетит и вкус

времени. Не тороплюсь,

но подаю. Я не трус; я готов быть предметом из

прошлого, если таков каприз

времени, сверху вниз смотрящего – или – через плечо –

на свою добычу…

В стихотворении возникает почти персонифицированный образ времени, подчиняющего все своему неумолимому ходу, «смотрящего» на человека как на свою «добычу», «жертву». От осознания этого – в философии пристальный интерес к феномену времени, желание постичь его сущность, и проблема эта долго еще не исчерпает себя.

1. Основные концепции времени

1.1. О трудности постижения времени

Итак, время традиционно понимают как «атрибут, всеобщую форму бытия материи, выражающую длительность бытия и последовательность смены состояний всех материальных систем и процессов в мире». Казалось бы: время – это нечто столь очевидное, столь тесно связанное с повседневностью, ведь часы и календарь – привычные «знаки» нашей жизни. И вместе с тем оно остается почти непостижимой тайной. Интуитивное понимание времени и попытки выразить это понимание порождают бездну нерешенных вопросов, приводят порой к неразрешимым парадоксам.

«Что же такое время? Кто смог бы объяснить это просто и кратко? О чем, однако, упоминаем мы в разговоре как о совсем привычном и знакомом, как не о времени? И когда мы говорим о нем, мы, конечно понимаем, что это такое, и когда о нем говорит кто-то другой, мы тоже понимаем его слова. Что же такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю, что такое время: если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю», – писал Аврелий Августин в «Исповеди».


Следует помнить и предостережение Эпикура: «Надобно твердо держаться вот такого положения: время не поддается такому расследованию, как все остальные свойства предметов…». Об этом говорят и современные философы: «Что же касается времени, то над ним человек, как и в древнейшие времена, никакой власти не имеет… Время и многие его свойства представляют для нас загадку не только в сферах, доступных лишь тонкому научному исследованию, не только в области микро- и мегамира, но и на уровне нашего обыденного опыта… У нас нет ни достаточных знаний о времени и его свойствах, ни достаточного его понимания». Таким образом, время – один из самых сложных и противоречивых объектов, известных науке.

1.2. Модели времени в истории культуры

Рассмотрим проблему времени в аспекте субъективного отношения к нему людей. Так как отношение и осознание его исторически изменчивы, проблема времени предстает в качестве философской и историко-культурной проблемы.

Известно, что время в сознании людей первобытного общества выступает не в виде нейтральной координаты, а в облике таинственной силы, управляющей всеми вещами и жизнью людей. Поэтому оно эмоционально насыщено: время может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным для других. Существует сакральное время, время празднества жертвоприношения и т.д. Время в первобытном обществе – это не привычное и обычное для нас векторное время: оно не течет линейно из прошлого в будущее, оно либо не движется, либо вращается по кругу.


Античность считается колыбелью европейской цивилизации. Однако, как считает А.Гуревич, ничто не раскрывает столь ясно глубокой противоположности античной и новой культуры, как интерпретация ими времени. Если в современном сознании господствует векторное время, то в сознании эллина оно играло подчиненную роль. У греков временные восприятия оставались под сильнейшим воздействием мифологического осмысления действительности. Мир переживался ими не в категориях изменения и развития, а как пребывание в покое или вращение в «великом кругу».

Римские историки гораздо более восприимчивы к линейному течению времени, и ход истории они осмысливают уже не в мифопоэтических категориях, а опираясь на определенные моменты действительной истории (основание Рима и др.).

Восприятие времени как вращения по кругу, вечного возвращения было присуще и европейским народам. Оно не было полностью изжито и в средние века: сознание крестьянства не могло преодолеть влияния природных ритмов. Но временная ориентация подверглась существенной трансформации под воздействием христианства.


Во-первых, в христианском миросозерцании понятие времени было отделено от понятия вечности. Вечность не измерима временными отрезками. Вечность – атрибут бога, земное же время – это «тень вечности», «смена вещей». Оно сотворено и имеет начало и конец, ограничивающие длительность человеческой истории. Христианин стремится перейти из времени в вечность.

Во-вторых, историческое время приобретает определенную структуру, разделяясь на две главные эпохи: до рождества Христова и после него. История движется от акта божественного творения к Страшному суду. Время становится векторным, линейным и необратимым.

Специфическая черта христианского понимания времени, восходящая к Аврелию Августину, – психологизм. Время не столько мыслится как чистое понятие, как абстрактная мера, сколько воспринимается в качестве психологического факта, внутреннего опыта человеческой души.

На рубеже XIII и XIV веков европейцы получили средство точного измерения времени, последовательного его отсчета через одинаковые промежутки. В средневековом сознании «время купца» возобладало над «временем церкви».

Механические часы, установленные на башнях соборов, прекратили церковную «монополию» на время, отмерявшую его звоном колоколов. Впервые время окончательно «вытянулось» в прямую линию, идущую из прошлого в будущее через точку, называемую настоящим. Если ранее различия между прошедшим, настоящим и будущим были относительными, а разделявшая их грань – подвижной (в религиозном ритуале, например), то с торжеством линейного времени эти различия сделались совершенно четкими.


Город стал хозяином собственного времени в том смысле, что оно вышло из-под контроля церкви. Но человек перестает быть хозяином времени, поскольку, получив возможность протекать независимо от людей и событий, время устанавливает свою тиранию, которой люди вынуждены подчиняться. Все эти трансформации привели к возникновению того понятия времени, которое существует и поныне.

1.3. Статическая и динамическая концепции

Обратимся к одной стороне представлений о времени, выработанных элейской школой. Историки философии полагают, что в них впервые заявила о себе так называемая статическая концепция времени.

Она сводится к тому, что все моменты прошлого, настоящего и будущего всегда существовали и всегда будут существовать. Это лишь иллюзия, что моменты идут один за другим, как бусы на нитке и что если мгновение прошло, оно прошло бесповоротно. Эту картину мира можно сравнить с кинолентой: каждый кадр ее существует заранее, до того как увеличенным попадет на экран; но зритель видит его именно в этот и только в этот момент.

Но если события действительно лишь находятся на извечно занятых ими местах, мы же только пересекаем их, то непонятно, почему и как люди приобретают иллюзию о существовании времени. Из статической концепции времени изымается то, что в философии называют становлением, переходом возможности в процессе развития.


Гегель в «Энциклопедии философских наук» само время отождествлял с развитием, становлением: «… Не во времени все возникает и проходит, а само время есть это становление, есть возникновение и прехождение… всепорождающий и уничтожающий свои порождения Кронос». Это неоднократно подчеркивалось и в философии ХХ века: «Ответить на вопрос, что такое время, – это то же, что ответить на вопрос, что такое изменение. Изменение, во всяком случае, составляет корень или сущность времени…», – писал С. Аскольдов.

В нашем сознании динамическая концепция времени явно господствует. Каждый из нас исходит из того, что прошлого уже нет (хотя оно и скрыто в возникшем на его основе настоящем), а будущего еще нет (хотя оно в определенной степени в настоящем заложено).

Статическая и динамическая модели времени сосуществовали много веков. Еще Платон совмещал обе концепции, полагая, что статическое время царит в единственно реальном вечном «мире идей», время же динамическое – в «мире вещей», где все «возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле». Средневековые схоласты приписывали высшему бытию свойства статической модели, к реальности же применяли динамическую концепцию.

Свои нерешенные проблемы есть и у статической и у динамической концепций, но у каждой из них есть и сильные аргументы. Некоторые современные философы полагают, что развитие обеих моделей может привести к их синтезу.


1.4. Субстанциальная и реляционная концепции

Эти концепции рассматривают вопрос о природе времени, отношение категорий времени и материи. Вспомним известное стихотворение Г.Державина, написанное им в 1816г. за два дня до смерти:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

Оно заставляет задуматься не только о бренности человеческого существования. «Река времен» уносит «дела людей», т.е. для Державина время словно существовало само по себе, независимо от людских дел и событий. Оно само есть действующая сила, самостоятельная и ни от чего не зависящая.

Это видение мира восходит к системе Исаака Ньютона. Английский физик в своем труде «Математические начала натуральной философии» рисует мир, состоящий из пространства и времени и движущихся по отношению к пространству и времени материальных точек (из них образованы все материальные тела). Пространство и время выступают здесь в роли огромной «сцены», на которой «разыгрываются» явления. Даже если эти явления исчезнут, «сцена» сохранится. Пространство и время представляют собой независимые от материи сущности – субстанции (отсюда название концепции). Ньютоновскому взгляду на время как на особую сущность противостояло воззрение немецкого философа Лейбница. Согласно этой точке зрения, время не отдельная самостоятельная сущность, а всего лишь производная. В нем для Лейбница находят свое выражение определенные отношения вещей и явлений между собой. От латинского relativus (относительный) данную концепцию называют реляционной. О времени как особой сущности говорил еще Демокрит, реляционная же модель разрабатывалась Аристотелем.


Как видим, концепции времени сильно разнятся, но они отражают одно и то же реальное время. Однако на протяжении веков философия не может окончательно исключить ни одну из четырех моделей, категорически признав ее абсолютно неприемлемой.

2. Свойства времени

2.1. Объективность и субъективность

Рассматривая сущность времени и его основные свойства, прежде всего следует выяснить, относится время к области объективного или же его уделом является лишь сфера субъективного, определяется оно неким духовным началом или же природой самого материального мира.

Для диалектического материализма убеждение в объективности существующего мира является основой для материалистической трактовки времени. В.И.Ленин писал: «Признавая существование объективной реальности, т.е. движущейся материи, независимо от нашего сознания, материализм неизбежно должен признавать также объективную реальность времени и пространства». Время (как и пространство) существует объективно, т.е. независимо от чьего-либо сознания.

Современная философия и психология кроме объективного реального времени различают перцептуальное и концептуальное время.
д перцептуальным временем понимают отражение реального времени в чувственном восприятии субъекта. Тогда как концептуальное время – это наши знания, представления, которые оказываются более или менее адекватным отображением реального времени. Еще С.Аскольдов рассматривал время как онтологическое («изменяемость бытия»), физическое («раздробленное» и «измеренное время») и психологическое (в котором есть «своя индивидуальность и субъективность и в этом смысле относительность»).

На всем протяжении развития философской мысли многими мыслителями отрицалась объективность времени (или существование времени вообще). Так, согласно теории И. Канта, время и пространство – формы нашей чувственности, нашего рассудка, наша прирожденная способность приводить в порядок расположение вещей и событий. В сфере независимо от человека существующих вещей времени нет, оно имеется лишь в феноменальной сфере, в сфере того, что Кант называл явлениями и что он относил к субъективной области. «Если мы возьмем предметы так, как они могут существовать сами по себе, то время есть ничто, – замечал немецкий философ. – Оно имеет объективную значимость только в отношении явлений, потому что именно явления суть вещи, которые мы принимаем за предметы наших чувств, но оно уже не объективно…».

Первооткрывателем «внутреннего времени», или «дления», «длительности», нашего сознания в начале ХХ века по праву является французский философ А.Бергсон. В работах «Творческая эволюция» и «Длительность и одновременность» он восстает против времени, понимаемого так, как оно выступает в науке. Он называет время «спациализированным» (лат. spatium – «пространство»), «опространственным», «замаскированным под время пространством». Ему Бергсон противопоставляет свое «истинное время».

Оно связывается с длительностью, которая составляет сущность времени. Чистая длительность понимается здесь как непрерывность внутреннего времени человека. Субъект выступает фактически единственным носителем времени. Время же внешнего мира создает «ощущаемая и переживаемая нами причастность окружающего нас материального мира к этой внутренней длительности».

Оригинальна концепция времени и в феноменологической философии. Э.Гуссерль ставил перед собой задачу проанализировать время с феноменологической точки зрения, т.е. дать анализ «времени – сознания», его интересовало «имманентное время потока познания». Исключение объективного времени играло решающую роль в его исследовании.

Во внутреннем времени не существует ни секунд, ни тысячелетий. Как пишет В.Молчанов, «феноменологические данные времени, согласно Гуссерлю, – это, с одной стороны, переживания, в которых проявляется временное в объективном смысле, а с другой стороны, моменты переживаний, которые устанавливают постижение времени как такового».

Но если для Гуссерля поворот от объективного времени к временности сознания дает возможность постичь сам поток сознания, то для М.Хайдеггера это поворот от объективного времени к экзистенциальной временности. Временность, по Хайдеггеру, всегда «наша», «мы сами» раскрываемся во временности, и «в нас» благодаря временности раскрывается бытие.

Общепризнанно, что именно экзистенциализм, полагая, что бытие – это прежде всего существование человека, сделал категорию времени центральной. Экзистенциалисты говорят о временности человеческого существования. » Временность» – это переживание человеком времени, окрашенное в трагические, эмоциональные тона, поскольку существование простирается между рождением и смертью. Время у них носит конкретный, личностный характер, его нельзя абстрагировать от таких экзистенциальных понятий, как «надежда», «решимость», от чувства любви, ожидания, раскаяния и т.д. Восприятие времени зависит от субъекта, от его настроенности. Поэтому экзистенциалисты отличают обычное – физическое время, как чисто количественное, от качественно отличного конечного и неповторимого времени, которое выступает как судьба человека.

Это близко пониманию О.Шпенглера, который писал в «Закате Европы»: «Только исходя из мирочувствования тоскующего стремления и его прояснения в идее судьбы, мы можем приступить к проблеме времени… Словом «время» обозначается нечто в высшей степени личное, нечто такое, что мы вначале упоминаем как собственное, поскольку оно ощущается с внутренней достоверностью, как противоположность тому чужому, которое вмешивается в жизнь… «Собственное», «судьба», «время» – суть заменяющие друг друга вещи».

При такой трактовке время теряет свое привычное содержание, оно перестает быть тем, что «течет», что «длится», а история перестает быть последовательностью событий, происходящих во времени. История становится сферой осуществления времен. Каждая культура, с такой точки зрения имеет свою судьбу, свой миф, свое время. Время относится к области непосредственного переживания и интуиции.

2.2. Однонаправленность и необратимость

В философии различают время обратимое и необратимое (однонаправленное), первое иначе называется мифологическим, второе – историческим. Согласно привычному нам восприятию, время всегда течет в направлении от прошлого через настоящее к будущему так, что его инверсия не возможна (в этом необратимость времени). События, происшедшие ранее, безвозвратно остаются в прошлом, образно говоря, реку времени не повернуть вспять. Согласно мифологическому восприятию, ход времени цикличен.

В современном сознании однонаправленность и необратимость кажутся наиболее очевидными, сразу же бросающими в глаза свойствами времени. Но они должны – в этом сходятся почти все ученые – иметь какое-то обоснование в самой природе вещей, в том, как наш мир устроен.

Физики нередко склонны выводить необратимость времени из идущих в нашей Галактике глобальных процессов, такие, как ее расширение. Необратимость времени пытались объяснить и термодинамической и электромагнитной «стрелами времени». Однако они, скорее, не причина, а следствие необратимости времени. Все попытки дать теоретическое обоснование природы и свойств нашего времени наталкиваются на серьезные трудности.

2.3. Абсолютность и относительность

Абсолютность времени, как и пространства, заключается в том, что материальные объекты движутся не иначе, как в пространстве и времени (эта формулировка является в философии общепринятой, она не противопоставляется положению, согласно которому, пространство и время – атрибутивные свойства материи).

Время, как и пространство, относительно, потому что объектам качественно различной природы присущи свои пространственно-временные особенности. Такие особенности есть в микромире, где элементарные частицы обладают корпускулярно-волновой природой и другими своеобразными свойствами и в области живой материи, где приходится различать «биологические часы», жизненные ритмы организма и т.д.

Например, для больного с повышенной температурой время кажется идущим более медленно, так как в его организме метаболические процессы ускоряются. Наоборот, пожилому человеку, у которого эти процессы замедляются, время кажется протекающим быстрее. Свойство относительности свидетельствует о необходимости пользоваться так называемым универсальным временем, общим эталоном времени на планете.

2.4. Непрерывность и дискретность

Прерывность времени и пространства заключается в том, что материальные объекты обладают относительной дискретностью своего существования. То есть имеет место дифференциация тел. Вместе с тем совершаемое во времени и пространстве движение является и непрерывным: оно не сводимо к сумме дискретных моментов, обладает связностью, лишено каких бы то ни было разрывов.

Итальянский художник и ученый Леонардо да Винчи, полтысячелетия назад размышлявший над этой проблемой, указал что время относится к непрерывным и прерывным величинам. Он приходит к выводу, что точка должна быть во времени приравнена к мгновению, а любой промежуток времени – к линии. При этом, замечает он, мгновения замыкают с обоих концов каждый промежуток времени, как точки – каждую линию. И если линия делима до бесконечности, то точно так же должен быть делим на любое, сколь угодно большое число частей любой промежуток времени.

2.5. Бесконечность и безграничность

С проблемой непрерывности и прерывности времени тесно связан вопрос о бесконечности движущейся материи во времени и пространстве. Окружающий мир существовал всегда и обладает не только безграничностью, но и бесконечностью.

Но бесконечность времени и конечное неразрывно связаны между собой, бесконечное не реализуется помимо бренного. Бесконечное и конечное – это различные уровни единого бытия. Причем, бесконечное и конечное наличествуют в любом фрагменте реальности. Бесконечное не скрыто где-то в мега- или микромире, хотя, конечно, есть и там. Бесконечное и конечное – повсюду.

Очевидно, что когда речь идет о бесконечности времени, то говорят не о «дурной», по выражению Гегеля, бесконечности (как повторении одного и того же). Бесконечность здесь – это неисчерпаемость.

3. Модусы времени

3.1. Прошлое – настоящее – будущее

Время распадается на прошлое, настоящее и будущее, прошлого уже нет, а будущего еще нет… Ну а что же есть? Старое изречение утверждает: «Прошлое – время, в котором мы ничего не можем изменить, но относительно которого питаем иллюзию, что знаем о нем все. Будущее – время, о котором мы ничего не знаем, но питаем иллюзию, что можем его изменить. Настоящее – граница, где одна иллюзия сменяется другой».

Что собой представляет, с точки зрения философии граница между прошлым и будущим, которую мы зовем настоящим? Сложность с ее определением была одной из причин, которая позволила усомниться в реальности времени.

Еще Аристотель в IV главе «Физики» писал: «Что время совсем не существует,… будучи чем-то неясным можно предполагать на основании следующего. Одна часть его уже была, и ее уже нет, другая будет, и ее еще нет; из этих частей слагается и бесконечное время, и каждый раз выделяемый промежуток времени… А то, что слагается из несуществующего, не может, как кажется, быть причастным существованию».

Это пытался преодолеть Аврелий Августин: «Где бы они (прошлое и будущее) ни были, но они существуют только как настоящее. И правдиво рассказывая о прошлом, люди извлекают из памяти не сами события – они прошли, – а слова, подсказанные образами их…» Блаженный Августин пришел к тому, что «есть три времени – настоящее прошедшего, настоящее настоящего и настоящее будущего».

Прошлого уже нет. Но все, что в нем было реально, входит в настоящее. Вся прошлая история нашей жизни, вся прошлая история человечества входит в наше настоящее и лишь в этом качестве существует. Об этом писал Н.Бердяев: «… моя судьба осуществляется во времени, разбитом на прошлое и будущее, время есть реализация судьбы, и вместе с тем прошлое и будущее без которых нет реализации моей судьбы, существуют лишь в моем настоящем».

Что касается настоящего, то основная сложность для человека пережить всю полноту и радость момента. Практически невозможно в этом моменте настоящего освободиться от «отравы прошлого и будущего» (Н.Бердяев), от печали о прошлом и от страха будущего.

Будущее, как и прошлое, присутствует в настоящем. Оно открывается не как фатум, в отношении к нему проявляется свобода человека, оно может активно твориться.

Трем модусам времени (прошлому, настоящему, будущему) соответствуют три состояния сознания: память (или воспоминание), созерцание, ожидание (или творчество).

Есть люди пришлого, люди настоящего, люди будущего. Немногие – люди вечного, поскольку «большинство… живет в тех или иных разорванных частях времени, и лишь немногие прорываются к вечности, т.е. преодолевают болезнь времени». Когда ощутимо чувствуется направленность, устремление к прошлому или будущему, можно говорить о пассеизме и футуризме, как определенных типах мировоззрения человека.

А.Блок в одном из писем в 1912г. выразил мировоззренческую позицию, которая была весьма знаменательна не только для его собственной художественной философии. Блок писал: «То чудесное сплетение противоречивых чувств, мыслей и воль, которое носит имя человеческой души, именно оттого носит это… имя, что оно все обращено более к будущему, чем к прошлому… Человек есть будущее. Когда же начинает преобладать прошедшее, хотя бы в чистейших и благороднейших своих формах, … то человеку… грозит опасность быть перенесенным в елисейские поля… Одно непоправимо: нет будущего. Значит, нет человека».

Устремленность к будущему, стремление увидеть мир преображенным, ориентация на утопию – все это было и остается характерным для русского сознания. В то же время нельзя не отметить существование иных приоритетов и иных позиций, когда не «прошлое страстно глядится в грядущее», а, напротив, все обращено к прошлому.

Минувшее в этом случае является вместилищем красоты и гармонии, тогда как настоящее и будущее с ним трагически разлучены. Это связывают, в частности, и с важнейшими свойствами человеческого сознания: память привносит в восприятие гармонию, поддерживает историческую связь времен. Настоящее и будущее оказываются понятиями дисгармоническими.

Н.Бердяев восстает против футуристического чувства жизни, которое «построено на культе будущего… такое футуристическое мироощущение было бы настоящим сумасшествием человечества, при котором связь бытия была бы окончательно разорвана, т.е. была бы потеряна всякая связь времен в памяти…»

Вопреки устоявшемуся мнению, выскажем мысль, что жить настоящим сложнее всего, практически невозможно (отсюда чеховская сентенция: «Русский человек любит вспоминать, но не любит жизнь»). По словам Н.Бердяева, «переживание божественной полноты мгновения есть величайшая мечта человека и величайшее его достижение». Вспомним «carpe diem» («лови мгновение») Горация. С восхищением Н.Бердяев пишет о мудрости Гете: «… вся значительность его жизненной судьбы связана с его даром переживать полноту мгновения, с этой его способностью видеть божественное целое в самой малой части космической жизни. Так преодолевал он по-своему болезнь времени».

3.2. Время и вечность

Существует точка зрения, согласно которой, время и вечность противоположны друг другу и никакая связь между ними не может быть установлена, время есть отрицание вечности. Но, может быть, время включается в вечность и с ней связано?

С точки зрения материализма, вечность – это «бесконечность времени существования материального мира, обусловленная несотворимостью и неуничтожимостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира». Вечность присуща лишь материи в целом, каждая конкретная материальная система имеет начало и конец во времени, является преходящей. В противоположность этому, теология и идеализм трактуют вечность как атрибут бога или абсолютного духа.

Мысль о связи времени с вечностью и мгновением высказывалась многими философами. Мгновенность и вечность – фундамент, основа времени. О соотнесении категории «время» с категорией «вечность» писал еще Платон в «Тимее»: «Когда Отец усмотрел, что порожденное им, это изваяние вечных богов, движется и живет, он возрадовался и в ликовании замыслил еще более уподобить творение образу… Он замыслил сотворить некое движущееся подобие вечности… Тому, что вечно пребывает неподвижным, не пристало становиться со временем старше или моложе… Нет, все это – виды времени, подражающего вечности и бегущего по кругу согласно закону числа».

Таким образом, по Платону, во-первых, время не противопоставляется вечности, время есть ее «подобие»; во-вторых, время является творением и было не всегда; в-третьих, вечен только «образ», «подобие», т.е. время не вечно и в отличие от неподвижной вечности время движется по закону числа.

Своеобразно трактуются понятия времени и вечности в христианской традиции. Так, Дионисий Ареопагит писал: «Вечности присущи изначальность и неизменность, и вообще – вечность – это предел бытия. Временем же в нем называется то, что подлежит рождению и истлению, изменению и перемене… Бога же мы будем славословить и как Вечность, и как Время, и как Причину любой вечности и любого времени». Таким образом, если Бог – в вечности, то эта вечность отлична от вечности, соотнесенной со временем, различаются вечность бога и вечность мира.

Вечность и мгновение – это временные характеристики бытия. Это два отделенных друг от друга полюса, единство которых и образует время. Глубокая связь между временем и вечностью была осознана в философии ХХ века. Мне очень близка точка зрения Н.Бердяева, считавшего, что «время не есть замкнутый круг, в который ничто не может проникнуть из вечной действительности, а есть нечто размыкающееся… С другой стороны, эта точка зрения предполагает, что и самое время есть что-то внедренное в глубину вечности», время есть «какой-то внутренний период, какая-то внутренняя эпоха самой вечности». Разрыв между вечным и временным Н.Бердяев определил как «величайшее заблуждение сознания».

В духовном переживании человека время и вечность выступают в единстве – как ощущение бренности жизни и вместе с тем веры в ее абсолютный, изначальный смысл и назначение.

3.3. Попытки преодоления времени

«Мы увидим, что последняя проблема, связанная с временем, есть проблема смерти, – писал Н.Бердяев. – Смерть несет с собой время и смерть происходит во времени». Всегда понимая всю неизбежность подчинения своей жизни неумолимому ходу времени и осознавая конечность своего бытия, человек, тем не менее, стремился разорвать рамки временного существования, преодолеть власть времени и само время.

Человеческая жизнь может иметь смысл только в том случае, если она не заканчивается физической смертью, а как-то выходит в сферу бесконечного, вечного. «Моя жизнь, – писал С. Франк, – может быть осмысленна, только если она обладает вечностью». Ничто бренное, имеющее начало и конец, с такой точки зрения, не может придать смысла человеческой жизни. Все, охваченное потоком времени, – суетное и бессмысленное. «Само время есть как бы выражение мировой бессмысленности, – продолжает С.Франк – Искомая нами объективно полная и обоснованная жизнь не может быть… этим суетливым переходом от одного к другому, той внутренней неудовлетворенностью, которая есть как бы существо мирового течения во времени. Она должна быть вечной жизнью».

Подлинную основу для жизни можно найти лишь за пределами временного мира, в вечной основе этого мира. Для христианства это, конечно, растворение в Боге. Опровергнуть логическими аргументами религиозный путь слияния с вечностью и преодоления через это времени невозможно.

Преодолевает время и человеческая память:

…ибо время, столкнувшись с памятью,

узнает о своем бесправии.

Но не тривиальное воспоминание, а, скорее, прапамять как некая духовно-биологическая связь с основами бытия, некий эквивалент вечности и бесконечности. Отдельный человек конечен, но он продолжается в других людях, в живом «живет» умершее, прапамять, «наследственная» память хранит то, что прошло.

Говоря словами Н.Бердяева: «память есть знак, поданный из внутреннего существования о том, что ни одно существо и ни одно существование не принадлежит лишь к миру объектов, но принадлежит к иному порядку». Рождение человека никак не есть его начало, его начало – в той непостижимой тьме, которая была до его рождения, в его отце, матери, дедах, прадедах…

И если «за каждым надгробием – история целого мира», этот мир не может исчезнуть бесследно. Только в этом смысле и следует понимать слова И.Гете: «Кто жил, в ничто не превратится, / Повсюду вечность шевелится».

Заключение

Время и человек… Эта тема вечная и неисчерпаемая. Размышления о природе и свойствах времени вводят в сферу сложнейших и волнующих проблем. Для рефлексирующего сознания все сосредоточено во времени, все – его «сгустки»:

Время больше пространства. Пространство – вещь.

Время же, в сущности, мысль о вещи.

Жизнь – форма времени. Карп и лещ –

сгустки его. И товар похлеще –

сгустки. Включая волну и твердь

суши. Включая смерть

(И.Бродский).

Мы неслучайно начали разговор с трудности познания времени. Нет ничего более загадочного, сокровенного, удивительного, чем время, если начать о нем размышлять.

Время занимает особое место в модели мира, которая характеризует ту или иную культуру, наряду с такими компонентами этой модели, как пространство, причина, изменение и т.д. В совокупности эти категории представляют «сетку координат», посредством которой люди воспринимают и осознают мир и строят его образ. Только через ряд трансформаций, произошедших с осознанием времени, возникло его современное понимание. Перефразируя известное изречение можно сказать: времена меняются, и вместе с ними меняется наше представление о времени.

С давних времен мыслителей волновал вопрос, реально ли «течение» времени или же это лишь иллюзия человеческого разума, представляет ли время первичную сущность или же оно есть нечто вторичное, производное, зависимое от чего-то другого, более фундаментального? Статическая и динамическая, субстанциальная и реляционная концепции времени – попытки ответить на эти вопросы.

Из рассмотренных свойств времени следует еще одно важное – его внутренняя противоречивость, перечисленные свойства (объективность и субъективность, обратимость и необратимость, абсолютность и относительность, непрерывность и дискретность) являются примерами его проявления. Время есть парадокс, и понять его можно только в его двойственности.

Осознание себя в этом мире делает каждого из нас путешественниками во времени: из прошлого через настоящее к будущему. Трем модусам времени соответствуют определенные состояния сознания: память, созерцание, творчество. С этой точки зрения, в мироощущении человека преобладает пассеизм или футуризм.

Время – это характеристика конечных образований, вечность – это характеристика бесконечного, однако они теснейшим образом связаны между собой. Во все времена человека будет томить вопрос: можно ли избежать всеразрушающего действия времени? Человек чувствует присутствие бесконечности во всем, в том числе – в самом себе. Слова Б.Пастернака, обращенные к поэту: «Ты вечности заложник / У времени в плену», – в какой-то степени о каждом из нас.

И последнее. Думается, в ситуации fin-de-siecle и конца тысячелетия раздумья о времени приобретают особую окраску.

Источник: diplomba.ru

The article generally considers (basing on concrete examples) the role of philosophy as a method of search for truth. Thus, the authors proceed from the assumption that the nature of philosophy as a science can be clearly obtained only from the methodological approach and through its consideration as a specific cognitive method. The article shows that understanding of the essence of philosophy cannot proceed from the definition of its subject, but through understanding of the peculiarity of the method and conditions of its application.

Keywords: time and space, philosophy, science, philosophical methods, search for truth.

Философия и наука всегда были взаимосвязаны, о чем писал еще В. И. Вернадский: «Я смотрю на значение философии в развитии знания совсем иначе, чем большинство натуралистов, и придаю ей огромное плодотворное значение. Мне кажется, что это две стороны одного и того же процесса – стороны, совершенно неизбежные и неотделимые. Они отделяются только в нашем уме. Если бы одна из них заглохла, прекратился бы живой рост другой… Философия всегда заключает зародыши, иногда даже предвосхищает целые области будущего развития науки… В истории развития научной мысли можно ясно и точно проследить значение философии как корней и жизненной атмосферы научного искания»[1].

История философии и история науки убеждают нас в том, что между философией и конкретными науками всегда существовала и существует органическая связь, обусловленная необходимостью философского решения целого ряда проблем самой науки, которые выходят за рамки ее собственного предмета.

Более того, сама смена парадигмы в конкретных науках, по справедливому мнению физика В. Д. Захарова, происходит в результате изменения философского мышления ученых. Захаров обосновывает сказанное исходя из того, что уже само возникновение физики произошло благодаря решению философской проблемы. По справедливому мнению В. Д. Захарова, вначале физика была создана как научная основа греческого представления о Космосе (гармонии мира). Она отвечала греческой парадигме сознания: греки представляли себе пространство чисто «телесным» и потому ограниченным; для них оно было неотделимо от тел. Пустого пространства для них не существовало, поэтому греческий Космос состоит из наблюдаемых и осязаемых конечных телесных форм, вне которых пространство даже не имеет смысла[2].

Совсем другим – прямо противоположным – стало представление о пространстве (а значит, и о мире) в парадигме Ньютона. Его «абсолютное пространство» (как и «абсолютное время») может существовать безо всяких тел, так как тела и их движение не оказывают на него никакого влияния, не могут изменять его свойств, то есть не влияют на геометрию пространства. Геометрия вечна, незыблема и потому, конечно, единственна: это геометрия, построенная Евклидом.

Такая же смена мировоззрения привела к тому, что в основе сегодняшней физики лежит уже новая, неньютоновская парадигма сознания. Она отрицает ньютоновские постулаты об абсолютном пространстве и времени: свойства времени и пространства относительны – зависят от движения наблюдателя, а также от расположения тел и их движений. Тем самым изменение парадигмы опять началось с новых философских идей.

Нам же, опираясь на философское положение о несубстанциональности времени (время ни вещество, ни поле, ни особая временная субстанция), удалось разработать концепцию объективно-реального, по нашей терминологии, функционального времени, не зависящего от воли человека, его сознания. Иными словами, нами была выявлена природа времени, получен ответ на вопрос: «Что такое время?»

При этом мы исходили из того, что, с одной стороны, физика традиционно понимается как наука о процессах, протекающих во времени, а с другой – субстанциональные физические процессы не могут существовать в несубстанциональном времени, если они сами не образуют его. От возникшего парадокса удалось освободиться, лишь доказав, что каждый процесс протекает в образуемом им собственном объективно-реальном времени, не зависящем от воли человека, его сознания. В результате проведенного нами исследования оказалось, что объективно-реальное время связано только с движением как качественным изменением. Механическое движение не образует объективно-реальное время.

Согласно разработанной нами функциональной концепции времени объективно-реальное время образуется в результате последовательной смены качественно новых состояний конкретного процесса. Процесс и время неразрывно связаны. Они вместе возникают, существуют и заканчиваются. Тем не менее правомерно вести речь о том, что процесс образует время, поскольку процесс имеет субстанциональное содержание и в этой связи является первичным понятием, а время – несубстанционально, а потому оно понятие вторичное и производное. Поскольку существует многообразие трактовок понятия процесса, следует подчеркнуть, что речь идет о последовательных качественных изменениях конкретного объекта или явления (как единого целого), в которых выражаются определенные объективные закономерности. Функциональное время, образуемое реальным процессом, адекватно отражает объективно-реальное время и не зависит от воли человека, его сознания.

Объективно-реальное, функциональное время образует физические, биологические, химические, геологические, социальные и любые другие реальные процессы. Однако эти времена по причине своей несубстанциональности (не являясь ни веществом, ни полем, ни самостоятельными субстанциональными реальностями) не могут обладать физическими, биологическими и т. п. свойствами. Все они лишь специфически отражают свойства образующих их процессов. Так, например, временной ритм и временные длительности, образуемые последовательно сменяющимися состояниями данного процесса, всецело зависят от характера протекания процесса, то есть от того, как часто возникают и как долго длятся его состояния.

Физики и другие естествоиспытатели, оперирующие данными экспериментов и наблюдений, не пытались сделать соответствующие выводы из несубстанциональности времени и пространства. И теперь, когда, можно сказать, выявлена природа времени и пространства, большинство физиков не признают, что они существуют объективно, поскольку образуются конкретными объектами и явлениями.

Вместе с тем факт существования объективно-реального, функционального времени, не зависящего от человека, его сознания, можно проиллюстрировать на простейшем опыте. Так, когда человек наблюдает за тем, как капля чернил падает в стакан с чистой водой и начинается процесс распределения ее по всему объему воды, в его сознании возникают временные отношения. Однако человек не осознает того факта, что процесс распределения капли чернил по всему объему воды образует свое собственное, объективно-реальное, функциональное время, в котором и существует.

Причем в первом случае возникает субъективное время, которое существует только в сознании человека, а во втором – объективно-реальное, функциональное время, существующее в физической реальности, в природе.

Следовательно, собственное функциональное время образуется при постановке реального эксперимента и существует независимо от человека, его сознания, пока процесс протекает как таковой. Таким образом, конкретный материальный процесс, последовательную смену его качественно новых состояний наделяет временными отношениями сама природа, а механическое движение – субъект. Таким образом, время является функцией конкретных материальных объектов, а не формой бытия материи.

Сказанное можно обосновать и на примере цезиевых часов, выбранных в качестве эталона времени. Известно, что секунда равна интервалу времени, в течение которого электромагнитная волна, испускаемая атомом цезия-133, совершает 9 192 631 770 колебаний, соответствующих частоте перехода между двумя энергетическими уровнями атома цезия. Однако секунда является единицей условного, постулированного, а не объективно-реального, функционального времени. Своего рода единицей функционального времени, образуемого атомом цезия, является интервал времени, за который он переходит от одного энергетического уровня к другому. Причем под термином «интервал» мы понимаем не измеряемый часами промежуток времени между двумя событиями, как это принято считать в теории относительности, а временную длительность, образуемую самим событием, как конкретным явлением, объектом, процессом, которая существует независимо от того, измеряешь ее часами или нет. Указанный пример лишний раз экспериментально подтверждает факт существования функционального времени, позволяет сделать его объектом изучения.

О том, что каждый объект образует свое собственное объективно-реальное, функциональное время, по нашему мнению, убедительно свидетельствует также следующий пример. Так, известно, что все лекарства имеют определенные сроки годности – 2, 3, 4 и т. д. года (уже данный факт подтверждает, что каждый объект образует свое собственное время, иначе бы не было необходимости в определении срока годности). По истечении же срока годности данное лекарство перестает быть лекарством. Иными словами, лекарство существует до тех пор, пока не закончится срок его годности. Если вести речь о таблетках, они являются лекарством до истечения срока их годности, затем они перестают быть лекарством, и тогда таблетки начинают образовывать свое собственное время уже не как лекарства, а как материальные объекты.

По причине же своей несубстанциональности время, прежде чем существовать, должно возникнуть с конкретными материальными объектами, процессами, поскольку функциональное время образуется реально существующими материальными объектами с момента их возникновения и до исчезновения в качестве таковых в связи с воплощением их материального содержания в другие, последующие объекты.

Новые же, точнее, последующие материальные объекты, процессы по причине несубстанциональности времени образуют уже свои собственные времена, в которых и существуют. Последовательно сменяются состояния материальных объектов и сами объекты, последовательно сменяются и временные длительности, образуемые ими. Причем материальное содержание последовательно сменяющихся объектов, поскольку оно субстанционально, воплощается в последующие объекты, тогда как образуемые ими несубстанциональные временные длительности не могут переходить от объекта к объекту.

Функциональное время, образуемое реальным процессом, адекватно отражает объективно-реальное время и не зависит от воли человека, его сознания.

Объективно-реальное, функциональное время образуют все без исключения процессы в природе, начиная от элементарной частицы и заканчивая циклами расширения и сжатия Вселенной (если она пульсирует). Следовательно, каждый конкретный объект образует свое собственное время, в котором и существует.

В каждом объекте в результате реализации в нем потенциальных возможностей и его взаимодействия с окружающей средой происходит огромное множество микро- и макроизменений. Однако время объекта – это не сумма времен, образуемых в нем на различных структурных уровнях материи. Время объекта как единого целого образуется последовательно сменяющимися качественно новыми состояниями, являющимися результатом комплекса изменений, происходящих в объекте. Внешним проявлением такого рода изменений (если в качестве примера взять человека) являются детство, отрочество, юность и т. д.

По причине того, что материальные объекты и их состояния образуют собственные времена лишь с момента своего возникновения и до воплощения их материального содержания в последующие объекты и их состояния, время всегда настоящее. В этой связи функционирование объекта, пока он существует как таковой, постоянно осуществляется в его собственном настоящем времени, а не в последовательно сменяющихся моментах постулированного времени. Следовательно, только настоящее время, образуемое конкретными, конечными материальными объектами, процессами, существует объективно, в реальной действительности, имеет физическое значение. Так называемые прошлое и будущее времена статуса реальности не имеют. В природе не существует прошлое время как некоторого рода вместилище, в которое бы переходили все существовавшие ранее, но исчезнувшие как таковые материальные объекты. Объясняется сказанное тем, что материальное содержание исчезнувших объектов воплощается в последующие объекты. По указанной причине не существует и будущее время, в котором бы находились материальные объекты до своего возникновения.

В этой связи функциональное время течет от настоящего, образуемого одними состояниями объекта и самими объектами, к настоящему, образуемому последующими состояниями того же объекта и объектами, в которые воплотилось их материальное содержание, а не от прошлого через настоящее к будущему[3].

Известно, что замедление времени в физике считается экспериментально доказанным фактом. Тем не менее по причине своей несубстанциональности, не будучи физической сущностью, время не может ни замедляться, ни останавливаться. Замедляться и останавливаться могут лишь образующие время (и пространство) материальные процессы.

По указанной причине время и пространство не могут и искривляться. Искривляться могут также только материальные объекты, явления, образующие время и пространство.

Функциональное время, хотя и имеет физическое значение, как уже было сказано, несубстанционально. В этой связи оно принципиально необратимо. Функциональное время не повернуло бы вспять, если бы даже материальный процесс стал протекать обратно. При этом продолжался бы рост числа последовательно сменяющихся промежутков времени, образуемых последовательно сменяющимися состояниями процесса, имеющих в момент своего возникновения и существования физический смысл, физическое значение. Тем не менее законы физики допускают обратимость времени.

Пользуясь философскими методами исследования, нам удалось также обосновать, что время является функцией процесса, а не наоборот, процесс – функцией времени, как это принято считать в науке. Объективно-реальное время называют функциональным в связи с тем, что существование времени и все его свойства всецело зависят от изменений, происходящих в конкретных материальных объектах в результате реализации содержащихся в них потенциальных возможностей и взаимодействия с окружающей средой[4].

Как известно, все концептуальные времена и пространства, в том числе классической физики и теории относительности, являются постулированными, придуманными человеком временами и пространствами. Из сказанного вытекает, что концептуальные времена (и пространства) существуют лишь в сознании человека, а в объективной реальности, в самой природе, им ничто не соответствует. По указанной причине теоретическая физика перестает удовлетворять возросшие потребности науки и практики.

На наш взгляд, в физике снова назрела необходимость смены парадигмы, поскольку представления о времени (и пространстве) в корне изменились. В этой связи, когда исследуются конкретные процессы, для получения искомых научных и практических результатов следует использовать лишь фактор объективно-реального, функционального времени.

В связи с выявлением природы времени, как нам представляется, следует в корне поменять и подходы к исследованию соответствующих процессов во всех сферах науки для выявления новых, ранее не известных временных закономерностей и использования их на практике, как это делается уже теми биологами, которые хронометрируют исследуемые ими процессы не в астрономических единицах времени (сутки, часы, минуты, секунды), а в особых единицах длительности, отмеряемых при помощи тех или иных процессов самого изучаемого живого организма (то есть в единицах собственного функционального времени). Дело в том, что, как подчеркивала Т. А. Детлаф, широко используемые единицы астрономического времени дают очень ограниченную информацию, справедливую в каждом случае только для данного вида организмов и данных конкретных условий[5].

Имея в виду новый способ, метод хронометрирования биологических процессов, И. А. Хасанов справедливо пишет, что «при этом обнаруживается удивительное единообразие в развитии организмов, говорящее о существовании внутренних динамических законов развития, которые не могут быть выявлены при использовании общепринятых единиц измерения времени»[6].

Изучение временных закономерностей развития животных, полученных с использованием нового метода, впервые позволило ввести параметр времени в сравнительно-эмбриологические исследования и сделать время объектом изучения. Биологи успешно используют новый метод изучения временных закономерностей развития животных на практике.

В этой связи следует полагать, что дальнейшее исследование проблемы функционального времени откроет новые широкие возможности для изучения временных закономерностей и использования их на практике не только в биологии развития, но и во всех сферах науки и практики.

Небезынтересно также заметить, что имела место попытка, используя фактор времени, получить искусственную нефть в кратчайшие сроки. Речь идет о том, что директор расположенного в Тюмени Западно-Сибирского научно-исследовательского геологоразведочного и нефтяного института (ЗапсибНИГНИ) член-корреспондент РАН Иван Нестеров в своем интервью газете «Известия» (№ 128 от 3 июня 1992 г.) подчеркнул, что предметом его исследований является время, которое, по его мнению, представляет собой особого рода физическое поле, поддающееся управлению. В том же интервью И. Нестеров утверждал, что можно на этом основании искусственно создать нефтяную залежь (и на это потребуется не десятки миллионов лет, а несколько недель или дней) и обещал сделать это в ближайшее время.

С нашей точки зрения, используя фактор времени, можно искусственно создавать нефтяные залежи, но иным способом. И. Нестеров и его коллеги не могли получить искусственную нефть, поскольку время несубстанционально, не является физической сущностью, им нельзя непосредственно управлять. Для того же, чтобы получить искусственную нефть, необходимо, учитывая фактор функционального времени, в корне поменять подходы к исследованию процессов нефтеобразования и благодаря этому обнаружить новые закономерности в протекании данных процессов и соответственно их использовать.

Объективно-реальное, но несубстанциональное время, как уже было сказано, является функцией процесса, а не наоборот, и в этой связи непосредственному управлению не поддается. Управлять временем можно лишь через образующие его процессы.

Наконец, нельзя согласиться с теми философами и учеными, которые утверждали, что время непознаваемо, умонепостигаемо. Так, известный русский философ B. C. Соловьев в статье «Время» в энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона писал, что нельзя рационально объяснить сущность времени. Американский ученый Липпинкот отмечает: «Перед тайной времени все – способности разума, формулы логики, методы науки, – все делается бессильным. Время есть нечто, что недоступно познанию… Все мыслители всех веков не смогли понять эту великую тайну – время. Не имеется реального решения этой проблемы»[7].

Придавая исключительное значение фактору объективно-реального времени, В. И. Вернадский, как уже было сказано, посвятил свой доклад на общем собрании Академии наук СССР 26 декабря 1931 г. проблеме времени в современной науке. В заключительной части доклада он сказал: «Мы стоим на границе величайших изменений в познании мира, оставляющих далеко за собой эпоху создания новой науки в XVII в. В философской литературе довольно часто, а изредка и в научной, встречаются указания, что наука переживает кризис. Но в философской же литературе и обычно в научной есть другое представление о переживаемом моменте как об эпохе не кризиса, но величайшего научного расцвета. Этот научный перелом отражается и в понимании времени»[8].

[1] Вернадский В. И. Избранные труды по истории науки в России. – М., 1981. – С. 7.

[2] См.: Захаров В. Д. Физика как философия природы. – М., 2004. – С. 13.

[3] См.: Захаров В. Д. Указ. соч.

[4] Там же.

[5] См.: Детлаф Т. А. Изучение временных закономерностей развития животных // Онтогенез. – 1989. – Т. 20. – С. 647.

[6] Хасанов И. А. Феномен времени. Ч. I. Объективное время. – М., 1998. – С. 148–149.

[7] Lippincott Н. Н. Eternal Life // The Personalist. – 1960. – vol. 41. – No 1. – Рp. 39–40.

[8] Вернадский В. И. Доклад на общем собрании Академии наук СССР 26 декабря 1931 г. // Известия АН СССР. 7-я серия. OMEH. – № 4. – C. 541.

Источник: www.SocioNauki.ru

Для понимания природы времени в познании и способов его описания опыт герменевтики имеет особую значимость. Время осмысливается здесь в различных ипостасях: как темпоральность жизни, как роль временной дистанции между автором (текстом) и интерпретатором, как параметр «исторического разума», элемент биографического метода, компонент традиции и обновляющихся смыслов, образцов. Введение темпоральности в герменевтические исследования. Предметом специального внимания герменевтиков время становится, по-видимому, только в XX веке. В известной рукописи Г.Шпета, впервые столь обстоятельно рассмотревшего историю герменевтики и ее основных составляющих — учения о знаке, слове, понимании и интерпретации, временные характеристики вообще не находят отражения. Это объясняется, по-видимому, не только традиционным невниманием к темпоральности в познавательных процессах и теории познания или принципиальным исключением времени из логико-методологического анализа, но и неразработанностью самой проблемы времени в герменевтических концепциях. Даже когда Шпет обращается к такой проблеме, как историческая интерпретация, он рассматривает, вслед за А.Беком, Г.Штейнталем, Г.Дройзеном и другими, главным образом ее соотношение с психологической интерпретацией. При этом сама историчность характеризуется как наличие «остатков», с помощью которых переходят к действительному целому, как «объективно-социальное» в отличие от психологического; ставится проблема «источника», раскрываемого с помощью палеографии, интерпретации языка, традиции, но концептуальный анализ времени — важнейшего параметра герменевтики и методологии истории — отсутствует. Рассмотрев десятки подходов и концепций, Шпет приходит к выводу о том, что «авторы исторических методологий не обогащают нас ни решениями, ни постановкой проблем, которые могли бы иметь принципиальное значение в связи или на почве основной общей проблемы понимания» . Разумеется, это не относится к В.Дильтею, который хотя и не уделил достаточного внимания проблеме отличия исторического понимания и интерпретации от психологического, но существенно продвинул саму герменевтику как методологию исторического познания, организующее начало общей системы наук о духе. Он обосновал объективный характер задач герменевтики, вокруг принципиальных оснований которой стягивается большое число основных проблем современной философии и методологии. В целом после обстоятельного исследования развития герменевтики Шпет заключает, что «теория исторического познания в самом всеобъемлющем смысле вырисовывается не как привесок к теории естественно-научного познания, а как по меньшей мере полноправный и самостоятельный отдел принципиальных основ нашего знания»28. Это очень существенный вывод, и он тем более значим, что был сделан русским философом еще в 1918 г. Однако признание полноправности исторического, вообще гуманитарного познания требует выявления тех моментов, которыми не обладает или не в полной мере обладает теория естественно-научного познания. Время, темпоральность, как раз и оказывается важнейшим моментом, поскольку в этом контексте оно не сводится к физическому времени, а предстает в иной онтологии. Поэтому необходимо выяснить, в какой мере те, кто исследовал проблемы герменевтики, действительно не обращались (или обращались) к темпоральности, иными словами, есть смысл сделать именно время предметом особого внимания при анализе работ герме- невтиков, причем именно тех, кто вышел на общефилософский уровень теории понимания и интерпретации. На их исследованиях также сказалась общая тенденция, отмеченная П.Гайденко в одной из ее работ 60-х годов, не потерявших своей значимости и сегодня. Она отмечала, что время остается вне поля зрения либо потому, что оказывается еще внешним моментом — лишь мерой движения в мире, представшем как «случайное бывание преходящих вещей», либо потому, что при обращении к внутренней логике движения и изменения мира время уже не имеет к этому отношения, поскольку законы и принципы логики вневременны29. Поэтому прежде всего значимо то, что в герменевтике, и в первую очередь у Дильтея, время становится внутренней характеристикой жизни субъекта, ее первым категориальным определением, основополагающим для всех иных определений. В «Набросках к критике исторического разума» время рассматривается как особого рода категория духовного мира, обладающая объективной ценностью, необходимая для того, чтобы показать реальность постигаемого в переживании. В отличие от формальных категорий — форм высказывания о всей действительности — темпоральность жизни относится к реальным категориям, своим истоком имеющим постижение духовного мира; при этом, характеризуя связность переживания, они возникают в переживании отдельного индивида, применяются при отдельных актах объективации жизни, но обретают всеобщность, поскольку проявляются всюду, где есть духовная жизнь и понимание переживания. Время дано нам только благодаря объединяющему единству нашего сознания, в своих внешних и внутренних проявлениях оно представлено отношениями одновременности, последовательности, временного интервала, длительности изменения. Итак, Дильтей, размышляя о времени, вводит особого рода категориальность, отличную от категорий математического естествознания как абстракции тех же отношений, положенных, в частности Кантом, в основание учения о феноменальном характере времени. Но эти абстракции не касаются переживания времени и поэтому не могут быть просто «интериоризированы», использованы для постижения духовного мира. «Реальные категории» характеризуют именно переживание времени, которое предстает совершенно иначе, нежели в естественно-научных или основанных на них учениях. Время переживается как непрерывающееся движение, в котором настоящее неумолимо становится прошлым, а будущее настоящим. Каждый из этих моментов времени наполнен определенным содержанием, но оно различно в каждом из них: прошлое — это ряд упорядоченных по осознанности и осмысленности воспоминаний, его нельзя изменить; по отношению к будущему мы активны, здесь не только переживается действительность, но открывается и возможность; настоящее, наполненное реальностью мгновение, не содержит ничего, кроме того, что в нем непосредственно открывается. Таким образом, переживание времени фундаментально для нашей духовной жизни, оно определяет ее содержание по всем направлениям. Наряду с выявлением особенностей темпоральности жизни как реальной категории, Дильтей, размышляя об историческом разуме, говорит о трудностях ее познания, антиномиях, которые мышление выявляет в переживании времени. Это переживание непроницаемо для познания, вместо него мы познаем нечто другое, лишь косвенно говорящее нам о существовании переживания времени. Не схватывается мыслью само течение времени, настоящее — вполне реальное мгновение времени — предстает как несуществующее, поскольку тут же изменяется и, таким образом, то, что мы переживаем как настоящее, всегда заключает в себе воспоминание о том, что только что было в настоящем. Настоящее становится «вспоминаемым мгновеньем», т.е. еще не схваченное уже превращается в прошлое, а воспоминание, как известно, «обладает свободой расширения своей сферы» и присутствие прошлого заменяет нам непосредственное переживание. За этим стоит и невозможность применить традиционный для естественно-научного познания метод наблюдения, именно здесь обнаруживается, что, обращаясь к переживаниям, мы уже переходим, по выражению Дильтея, «из мира физических феноменов в царство духовной действительности». Стремясь наблюдать переживание времени, интенсифицируя в себе «сознание потока», мы вместе с тем самим вниманием и наблюдением, по сути дела, «останавливаем» течение времени и «разрушаем» его. По-видимому, мы переживаем не поток времени, а некоторые состояния, происходящие изменения, уже состоявшееся прошлое, что и заменяет нам непосредственное переживание темпо- ральности. С таким же «эффектом» мы имеем дело и при интроспекции, которая также не схватывает непосредственности реально происходящих процессов в духовном мире «интериоризированного Я». Поэтому необходимо обращаться к опредмеченной духовной жизни индивидов, к формам «объективного духа» и истории. Таков вывод Дильтея. По сравнению с Кантом он стремится понять ограниченность естественнонаучного понимания времени, проявляющуюся прежде всего в характерном для этого понимания количественном подходе и игнорировании качественных различий времени в разных сферах. Дильтей не может рассматривать время как отвлеченную от его наполнения «чистую последовательность», а скорее, налагает это представление на «внутренний опыт», предполагающий связь с содержанием и наполнением времени. В отличие от Бергсона, для которого течение времени — это объективный процесс, проходящий через сознание, но не зависящий от него, Дильтей полагал, что время течет не только внутри нас, но и благодаря нам, нашей деятельности. Это специфически человеческое время, связанное со способом жизни человека, его историей и культурой31. Таким образом, Дильтей предложил не только определенное понимание времени как категориальной характеристики духовной жизни, но и, зафиксировав трудности и анти- номичность его познания средствами естественных наук, поставил проблему познания и понимания времени и темпоральности жизни в ее культурно-историческом контексте. Очевидно, что его идеи значимы не только для «философии жизни», герменевтики, но и для развития представлений о времени и способах его познании в теории познания и эпистемологии. Особенно потому, что Дильтей специально обратился к методологии исторического познания, наук о духе, культуре и проблема времени разрабатывалась им уже в контексте «критики исторического разума». У его предшественника Ф.Шлейермахера отношение к времени представлено опосредованно: либо как «преодоление» фактора времени в процессах понимания и интерпретации с помощью дивинации — вчувствования, вживания в индивидуальный мир и время автора и, соответственно, отвлечения от собственного времени интерпретатора, либо как недооценка роли исторических моментов в «универсальной» герменевтике в целом. Известна оценка Шлейермахера самим Дильтеем как «неисторической головы», что и закрепилось в литературе. Х.-Г.Гадамер как бы оправдывает такой «внеисторизм» герменевтики Шлейермахера, полагая, что когда он постигает «задачу герменевтики в ее формальной всеобщности», то ему удается «достичь созвучия с идеалом объективности», как и науке XIX в., лишь благодаря тому, что герменевтическая теория не считалась с «конкретностью исторического сознания» . Однако сегодня встречаются и иные оценки отношения Шлейермахера к истории. Известен опыт реконструкции концепции понимания Шлейермахера А.Ракитовым, который прямо указывает на то, что работы немецкого герменевтика содержат ряд положений, актуальных и перспективных для современной теории понимания и эпистемологии, настаивает на том, что «этот мыслитель не противопоставлял понимание другим эпистемологическим процедурам, но рассматривал его в широком социокультурном и познавательном контексте» . Его концепцию излишне психологизируют, тогда как на самом деле Шлейермахер не абсолютизировал метод вчувствования, вживания, дивинации, но, обсуждая такую возможность по отношению, например, к античному автору, он опирался также на сравнительный метод, предполагающий понимание скрытых смысловых планов лишь с учетом культурно-исторической реальности, личной и общественной жизни автора. Ракитов подтверждает это цитатой из «Герменевтики», где Шлейермахер излагает своего рода принцип-требование: «…Нужно живо осознать все тогдашние формы человеческого существования и своеобразие окружающих предметов, …чтобы действительно выразить то, что волнует нас в нашем сегодняшнем мире в римских и эллинских представлениях, и передать их затем способом, наиболее соответствующим античному»34. По- видимому, немецкий мыслитель предполагал учет исторической эпохи, хотя четко не развел психологические, историко-сравнительные и грамматические процедуры. О присутствии моментов историзма в его трудах косвенно свидетельствует также высказывание С.Л.Франка в предисловии к русскому изданию «Речей о религии к образованным людям ее презирающим» (в его же переводе). Благодаря работе Дильтея о юном Гегеле стало известно, что «основная идея гегелевской философии — идея объективного духа, или соборного сознания, как носителя исторического развития, возникла из религиозно-исторических (курсив мой. — Л.М.) размышлений, на которые непосредственно натолкнули Гегеля «Речи о религии» Шлейермахера» . Однако в целом в контексте «психологического оборота», который Шлейермахер придал герменевтике, он еще «не оттесняет понимание в сферу исторического», временнoго (как и предшественник романтической герменевтики Хладениус, по поводу которого Гадамер высказал эту мысль). Трансцендентальная философия, по Шлейермахеру, тесно связана с историей и конкретным человеческим опытом, она включает в себя анализ искусства, религии, этики, политики и языка. Но отношение герменевтики и истории, вообще темпораль- ность остаются вне его специального рассмотрения; знание исторических взаимосвязей не относится им к самому процессу понимания, а предполагается лишь как необходимая предпосылка понимания, при этом не признается различие в задачах, стоящих перед истолкованием текстов прошлых эпох, исторических источников и речевых актов живой устной речи36 . Очевидно, что Дильтей не мог быть последователем Шлейер- махера, хотя и внимательно изучал его работы при подготовке к публикации. Он полагал, что преодоление «неисторизма» герменевтики Шлейермахера, испытывавшей влияние немецкого романтизма, становится возможным лишь в том случае, если не ограничиваться интерпретацией различных текстов и постижением скрытой за ними человеческой духовности, а выйти на уровень фундаментальной методологии интерпретации и понимания вообще, предполагающей познание «темпоральности жизни» и «критику исторического разума». Именно Дильтей тесно связывает развитие общей теории понимания и интерпретации с развитием методологии истории, историзмом, что, в свою очередь, предполагает выявление их связи с определенным пониманием времени и темпоральности, с разведением значения этих категорий в естественных и гуманитарных науках. К этому времени уже сложилось представление о том, что, как писал А.Риль, «история не есть что-то, просто когда-то происходившее; она происходит, она длится. И поэтому она, хотя и вне времени, но превосходит время. История в своем свершении создает новое конкретное понятие времени»1. Э.Трельч, приведший эту цитату в работе, посвященной Виндельбанду и Дильтею, четко осознавал необходимость различия в глубинах понятия времени, которое лежит в основе либо естественно-научного, либо исторического постижения становления. В первом случае время тесно связано с пространством и движением, с понятием каузальности; оно делится на точно ограниченные отрезки, на происходящие в них процессы, что возможно, если время сводится к пространственным процессам. Во втором случае время (историческое) тесно связано с внутренним смыслом и памятью, которая служит ориентации в настоящем и будущем. В историческом времени ничто не ограничивается и не обособляется, прошлое и будущее одновременно проникнуты друг другом, настоящее всегда включает в себя прошлое и будущее. Измерение здесь невозможно, хронологическое сведение этих процессов к пространственному выражению астрономического времени — это внешнее средство ориентации, не имеющее ничего общего с внутренним прохождением этих процессов38. Герменевтическое значение временного отстояния. В герменевтике существует еще один опыт осмысления времени, также значимый для понимания познавательной деятельности, но, по-видимому, более близкий к эпистемологии, нежели к общегносеологическим проблемам. Я имею в виду «герменевтическое значение временного отстояния» — так определил эту проблему Гадамер в «Истине и методе». За этим стоит постоянно возрождающийся вопрос: как интерпретировать текст — из времени автора или из времени истолкователя (разумеется, если их время не совпадает)? По существу, каждый из известных герменевтиков предлагает свой вариант понимания и решения этого вопроса, но дело здесь не в том, чтобы разработать тот или иной метод понимания, а в том, чтобы прояснить условия, при которых понимание совершается. Известно, что позднейшее понимание текста обладает преимуществом, принципиально более глубоко по отношению к изначальной трактовке, и это говорит о неснимаемом различии между ними, заданном исторической дистанцией. При этом очевидно, что это различие обусловливается целостностью традиции конкретной эпохи в ее отношении к даннному тексту. Смысл текста определяется не столько случайными, индивидуальными моментами, сколько временной, исторической ситуацией, в которой находится интерпретатор, в конечном счете, всем ходом истории в целом. Из этого следует, что смыл текста всегда превышает авторское понимание, а само понимание не только повторение смысла, но и создание нового в ином историческом времени. Следует, по-видимому, различать степень понимания в психологическом смысле и инако- вость понимания в разных исторических контекстах. Эти «апории историзма» существенно изменили принципы «романтической» герменевтики, идущие от Шлейермахера, и толчком к этому, по мнению Гадамера, стал именно «онтологический поворот», который придал пониманию Хайдеггер, и лишь исходя из временной интерпретации, данной им способу бытия Dasein, можно осмыслить временное отстояние в его герменевтической плодотворности . Этот подход предполагает иные оценки роли времени в герменевтическом понимании и интерпретации. Временное отстояние не является некой пропастью, которую необходимо преодолевать, как полагает наивный историзм, требующий для получения объективности погружения в «дух изучаемой эпохи», в ее образы, представления и язык. Необходимо позитивно оценить отстояние во времени как продуктивную возможность понимания, поскольку время — это непрерывность обычаев и традиций, в свете которых предстает любой текст. Исследователи истории даже усиливают оценку значимости временного отстояния, полагая, в отличие от «наивного историзма», что временная дистанция является условием объективности исторического познания. Это объясняется рядом факторов, связанных с отстоянием во времени, в частности с тем, что историческое событие должно быть относительно завершено, обрести целостность, освободиться от всех преходящих случайностей, что позволит достичь обозримость, преодолеть сиюминутность и личный характер оценок. Собственно герменевтическое видение проблемы отстояния во времени состоит в том, что дистанция позволяет проявиться подлинному смыслу события. Но если речь идет о подлинном смысле текста, то его проявление не завершается, это бесконечный процесс во времени и культуре. Таким образом, подчеркивает Гадамер, «временное отстояние, осуществляющее фильтрацию, является не какой-то замкнутой величиной — оно вовлечено в процесс постоянного движения и расширения. …Именно это временное отстояние, и только оно, позволяет решить собственно критический вопрос герменевтики: как отделить истинные предрассудки, благодаря которым мы понимаем, от ложных, в силу которых мы понимаем превратно»4. В обращении «К русским читателям», предпосланном сборнику статей «Актуальность прекрасного», Гадамер говорит о повороте, совершенном Гуссерлем и Хайдеггером, как о «переходе от мира науки к миру жизни». После такого шага за «теорией познания» стоит уже не факт науки и его философское оправдание, но нечто другое, что ожидается от философии «жизненного мира», всей широты жизненного опыта, его оправдания и прояснения. Теперь стоит задача «отыскивать и оправдывать, соразмеряясь с искусством и историей, новый масштаб истины», ввести в философскую мысль новую цель, «преодолевая поставленные наукой границы как жизненного опыта, так и познания истины»41 . Соответственно, следующий шаг на этом пути — новое видение фундаментальных понятий, содержание которых в контексте «научной» теории познания истолковывалось натуралистически и даже физикалистски. Среди них — категория времени и темпоральные характеристики, которые должны быть переосмыслены с позиций жизни и жизненного мира одними из первых и уже в новом своем содержании войти в основания современной философии познания, с необходимостью опирающейся не только на логику, опыт естествознания, но и на искусство и культуру, гуманитарное знание, близкие жизненному миру и человеческим смыслам.

Источник: uchebnikfree.com


Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.