Отцы и дети первая глава


I

(См. краткое содержание главы I и полный текст романа по главам.)

 

– Что, Петр, не видать еще? – спрашивал 20 мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.

Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать».

– Не видать? – повторил барин.

– Не видать, – вторично ответствовал слуга.

Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.

 


Отцы и дети. Художественный фильм по роману И. С. Тургенева. 1958

 

Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел «ферму», – в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, – словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович – хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки – должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался «хроменьким».
ец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей супруге и лишь изредка присылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистым писарским почерком. На конце этих четвертушек красовались старательно окруженные «выкрутасами» слова: «Пиотр Кирсаноф, генерал-майор». В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом,[1] и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье. Он нанял было дом у Таврического сада и записался в Английский клуб,[2] но внезапно умер от удара. Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к глухой столичной жизни; тоска отставного существованья ее загрызла. Между тем Николай Петрович успел, еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе «Наук».


женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец – в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичным двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос – тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться… но тут настал 48-й год.[3] Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог, – и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата.

Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку.
колай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. «Сын… кандидат… Аркаша…» – беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли. Вспомнилась ему покойница-жена… «Не дождалась!» – шепнул он уныло… Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца. Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес…

– Никак, они едут-с, – доложил слуга, вынырнув из-под ворот.

Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица…

– Аркаша! Аркаша! – закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками… Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.

 

Источник: rushist.com

Примечания:
1.
ман "Отцы и дети" напечатан впервые в 1862 г. (журнал «Русский вестник», №2).
Я брал морские ванны в Вентноре, маленьком городке на острове Уайте, – дело было в августе месяце 1860 года, – когда мне пришла в голову первая мысль «Отцов и детей», этой повести, по милости которой прекратилось – и, кажется, навсегда – благосклонное расположение ко мне русского молодого поколения. Не однажды слышал я и читал в критических статьях, что я в моих произведениях «отправляюсь от идеи» или «провожу идею»; иные меня за это хвалили, другие, напротив, порицали; с своей стороны, я должен сознаться, что никогда не покушался «создавать образ», если не имел исходною точкою не идею, а живое лицо, к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы. Не обладая большою долею свободной изобретательности, я всегда нуждался в данной почве, по которой я бы мог твердо ступать ногами. Точно то же произошло и с «Отцами и детьми»; в основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860 года.) В этом замечательном человеке воплотилось – на мои глаза – то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма. Впечатление, произведенное на меня этой личностью, было очень сильно и в то же время не совсем ясно; я, на первых порах, сам не мог хорошенько отдать себе в нем отчета – и напряженно прислушивался и приглядывался ко всему, что меня окружало, как бы желая поверить правдивость собственных ощущений. (И.С.Тургенев. 1868–1869, Баден-Баден. Из цикла «Литературные и житейские воспоминания».) (вернуться)


2. Виссарио́н Григорьевич Бели́нский (1811 – 1848) – русский мыслитель, писатель, литературный критик, публицист. (вернуться)

3. 20 мая 1859 года – дата, обозначенная в начале романа, не случайная. Об этом свидетельствует черновая рукопись романа, где Тургенев исправил 25 мая на 20-е, приурочив эту дату к выходу в свет «Колокола» со статьей Герцена «Очень опасно!». В ней Герцен впервые и резко заявил о своем несогласии с тактикой революционных демократов – Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова. Ставя эту дату, Тургенев подчеркнул свою полную солидарность с Герценом в этом вопросе. Для Тургенева она осталась еще особо памятной потому, что в этот день Тургенев приехал в Лондон для встречи с Герценом. (вернуться)

4. Постоялый двор – трактир с местами для ночлега и двором для лошадей. (вернуться)

5. …вышел из университета кандидатом… – этой деталью Тургенев подчеркивает, что Николай Петрович Кирсанов с отличием закончил Санкт-Петербургский университет. Степень кандидата, введенная в 1804 году, присуждалась лицам, представившим письменную работу на избранную ими тему. При поступлении на государственную службу она давала право на чин 10-го класса (коллежский секретарь). Тургенев, закончивший Санкт-Петербургский университет в 1836 году действительным студентом из-за конфликта с профессором И. П. Шульгиным, чтобы получить звание кандидата, снова поступил в это заведение. (вернуться)


6. Английский клуб – первый в России клуб, открытый в Петербурге в 1770 году и учрежденный по английскому образцу; пользовался популярностью в высших слоях общества и литературных кругах. Там бывали Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, И. С. Тургенев, который посещал его в Петербурге, а позднее и в Москве во время своих приездов в Россию. (вернуться)

7. Министерство уделов – министерство, ведавшее управлением имениями, принадлежавшими царской семье. (вернуться)

8. Лесной институт – дачное место в окрестностях Петербурга. Тургенев хорошо знал этот район города, так как летом 1844 года он «почти каждый день» бывал у Белинского на его даче в Лесном. (вернуться)

9. …48-й год – этим годом Тургенев обозначает начало революций, прокатившихся по всей Европе. Тургенев находился в это время в Париже, где был свидетелем революционных выступлений рабочих. Впечатления от этих событий многократно отразились в творчестве Тургенева и в его письмах этих лет. (вернуться)

10. Балахон – разг. длинная, очень свободная, бесформенная одежда. (вернуться)


11. Он… хочет держать на доктора – в этой фразе Аркадия и в последующих словах Николая Петровича: «А! он по медицинскому факультету» – Г. А. Бялый обратил внимание на неточность Тургенева, объясняющую его нежелание упоминать Медико-хирургическую академию. «„На доктора“, – пишет Г. А. Бялый, – Базаров мог в Петербурге учиться только в Медико-хирургической академии, считавшейся рассадником материализма, радикальных идей и демократических настроений. Тургенев мог считать неудобным прямо указать на академию как на alma mater нигилизма». (вернуться)

12. Флигель – пристройка сбоку главного здания. (вернуться)

13. Как грустно мне твое явленье… – цитата из романа А. С. Пушкина «Евгений Онегин». (вернуться)

14. …толковал о предстоящих правительственных мерах, о комитетах, о депутатах… – речь идет о крестьянской реформе, предстоящей отмене крепостного права в России, в которой деятельное участие приняло царское правительство. Реформа произошла 19 февраля 1861 года, но дворянство активно обсуждало ее, и особенно после того, как 20 ноября (2 декабря по новому стилю) 1857 года Александр II издал рескрипт, обращенный к виленскому, гродненскому и ковенскому генерал-губернатору В. И. Назимову, об учреждении в подвластных ему губерниях комитетов для обсуждения крестьянского вопроса. (вернуться)

15. …он львом был в свое время – в Англии и во Франции в конце 30-х – начале 40-х годов XIX века слова «лев» и «львица» обозначали светских модников и модниц. Они получили широкое распространение и в русской печати, и в быту. В творчестве Тургенева слово «лев» встречается неоднократно, и, в частности, в его романе «Дворянское гнездо» (1859) «львицей» названа жена Лаврецкого В. П. Лаврецкая. (вернуться)


16. …на широком гамбсовом кресле… – мебель, получившая свое название по имени французского мебельного мастера Гамбса (1765–1831), жившего в Петербурге. (вернуться)

17. Galignani – ежедневная либеральная газета «Galignani’s Messenger» («Вестник Галиньяни»), издававшаяся с 1804 года в Париже на английском языке. Основатель газеты – Галиньяни Джованни Антонио (1752–1821). (вернуться)

18. Феска – головной убор в форме усеченного конуса с кисточкой, обычно красного цвета, распространенный в некоторых странах Ближнего Востока и Северной Африки. Свое название получил от города Фес в Марокко. (вернуться)

19. Принсип (принцип) – основное, исходное положение какой-либо теории или учения. Кирсанов произносит это слово на французский манер. (вернуться)

20. …дай вам Бог здоровья и генеральский чин… — неточная цитата из комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума». У Грибоедова: «…дай Бог здоровье вам / И генеральский чин…» (вернуться)


21. Прежде были гегелисты… — Увлечение идеалистической философией Г. Гегеля было одним из самых сильных и распространенных увлечений русской дворянской интеллигенции 1840-х годов. Главным средоточием изучения в России гегелевской философии был кружок Н. В. Станкевича. Тургенев был другом Станкевича и одним из активных членов этого кружка, оказавшего большое влияние на все его творчество. Увлечение философией Гегеля способствовало его сближению, а затем и дружбе с Белинским, который также пережил сильное увлечение гегелевской философией. «Со мной он [Белинский] говорил особенно охотно, — писал Тургенев в „Воспоминания о Белинском“, — потому, что я недавно вернулся из Берлина, где в течение двух семестров занимался гегелевской философией и был в состоянии передать ему самые свежие, последние выводы. Мы еще верили тогда в действительность и важность философических и метафизических выводов, хотя ни он, ни я, мы нисколько не были философами и не обладали способностью мыслить отвлеченно, чисто, на немецкий манер… Впрочем, мы тогда в философии искали всего на свете, кроме чистого мышления». (вернуться)

22. Езоп (Эзоп, VI в. до н. э.) — древнегреческий баснописец, согласно преданию, был рабом. (вернуться)

Источник: literatura5.narod.ru



I

— Что, Петр, не видать еще? — спрашивал 20-го мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками. Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать». — Не видать? — повторил барин. — Не видать, — вторично ответствовал слуга. Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом. Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел «ферму», — в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович — хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки — должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался «хроменьким». Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей супруге и лишь изредка присылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистым писарским почерком. На конце этих четвертушек красовались старательно окруженные «выкрутасами» слова: «Пиотр Кирсаноф, генерал-майор». В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье. Он нанял было дом у Таврического сада и записался в английский клуб, но внезапно умер от удара. Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к глухой столичной жизни; тоска отставного существованья ее загрызла. Между тем Николай Петрович успел, еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе «Наук». Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец — в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичьим двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос — тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться… но тут настал 48-й год. Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог, — и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата. Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. «Сын… кандидат… Аркаша…» — беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли. Вспомнилась ему покойница-жена… «Не дождалась!» — шепнул он уныло… Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца. Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес… — Никак они едут-с, — доложил слуга, вынырнув из-под ворот. Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица… — Аркаша! Аркаша! — закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками… Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.

Источник: ilibrary.ru

— Что, Петр, не видать еще? — спрашивал 20-го мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.

Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать».

— Не видать? — повторил барин.

— Не видать, — вторично ответствовал слуга.

Барин вздохнул и присел на скамеечку. Познакомим с ним читателя, пока он сидит, подогнувши под себя ножки и задумчиво поглядывая кругом.

Зовут его Николаем Петровичем Кирсановым. У него в пятнадцати верстах от постоялого дворика хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел «ферму», — в две тысячи десятин земли. Отец его, боевой генерал 1812 года, полуграмотный, грубый, но не злой русский человек, всю жизнь свою тянул лямку, командовал сперва бригадой, потом дивизией и постоянно жил в провинции, где в силу своего чина играл довольно значительную роль. Николай Петрович родился на юге России, подобно старшему своему брату Павлу, о котором речь впереди, и воспитывался до четырнадцатилетнего возраста дома, окруженный дешевыми гувернерами, развязными, но подобострастными адъютантами и прочими полковыми и штабными личностями. Родительница его, из фамилии Колязиных, в девицах Agathe, а в генеральшах Агафоклея Кузьминишна Кирсанова, принадлежала к числу «матушек-командирш», носила пышные чепцы и шумные шелковые платья, в церкви подходила первая ко кресту, говорила громко и много, допускала детей утром к ручке, на ночь их благословляла, — словом, жила в свое удовольствие. В качестве генеральского сына Николай Петрович — хотя не только не отличался храбростью, но даже заслужил прозвище трусишки — должен был, подобно брату Павлу, поступить в военную службу; но он переломил себе ногу в самый тот день, когда уже прибыло известие об его определении, и, пролежав два месяца в постели, на всю жизнь остался «хроменьким». Отец махнул на него рукой и пустил его по штатской. Он повез его в Петербург, как только ему минул восемнадцатый год, и поместил его в университет. Кстати, брат его о ту пору вышел офицером в гвардейский полк. Молодые люди стали жить вдвоем, на одной квартире, под отдаленным надзором двоюродного дяди с материнской стороны, Ильи Колязина, важного чиновника. Отец их вернулся к своей дивизии и к своей супруге и лишь изредка присылал сыновьям большие четвертушки серой бумаги, испещренные размашистым писарским почерком. На конце этих четвертушек красовались старательно окруженные «выкрутасами» слова: «Пиотр Кирсаноф, генерал-майор». В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург с женою на житье. Он нанял было дом у Таврического сада и записался в английский клуб, но внезапно умер от удара. Агафоклея Кузьминишна скоро за ним последовала: она не могла привыкнуть к глухой столичной жизни; тоска отставного существованья ее загрызла. Между тем Николай Петрович успел, еще при жизни родителей и к немалому их огорчению, влюбиться в дочку чиновника Преполовенского, бывшего хозяина его квартиры, миловидную и, как говорится, развитую девицу: она в журналах читала серьезные статьи в отделе «Наук». Он женился на ней, как только минул срок траура, и, покинув министерство уделов, куда по протекции отец его записал, блаженствовал со своею Машей сперва на даче около Лесного института, потом в городе, в маленькой и хорошенькой квартире, с чистою лестницей и холодноватою гостиной, наконец — в деревне, где он поселился окончательно и где у него в скором времени родился сын Аркадий. Супруги жили очень хорошо и тихо: они почти никогда не расставались, читали вместе, играли в четыре руки на фортепьяно, пели дуэты; она сажала цветы и наблюдала за птичьим двором, он изредка ездил на охоту и занимался хозяйством, а Аркадий рос да рос — тоже хорошо и тихо. Десять лет прошло как сон. В 47-м году жена Кирсанова скончалась. Он едва вынес этот удар, поседел в несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться… но тут настал 48-й год. Он поневоле вернулся в деревню и после довольно продолжительного бездействия занялся хозяйственными преобразованиями. В 55-м году он повез сына в университет; прожил с ним три зимы в Петербурге, почти никуда не выходя и стараясь заводить знакомства с молодыми товарищами Аркадия. На последнюю зиму он приехать не мог, — и вот мы видим его в мае месяце 1859 года, уже совсем седого, пухленького и немного сгорбленного: он ждет сына, получившего, как некогда он сам, звание кандидата.

Слуга, из чувства приличия, а может быть, и не желая остаться под барским глазом, зашел под ворота и закурил трубку. Николай Петрович поник головой и начал глядеть на ветхие ступеньки крылечка: крупный пестрый цыпленок степенно расхаживал по ним, крепко стуча своими большими желтыми ногами; запачканная кошка недружелюбно посматривала на него, жеманно прикорнув на перила. Солнце пекло; из полутемных сеней постоялого дворика несло запахом теплого ржаного хлеба. Замечтался наш Николай Петрович. «Сын… кандидат… Аркаша…» — беспрестанно вертелось у него в голове; он пытался думать о чем-нибудь другом, и опять возвращались те же мысли. Вспомнилась ему покойница-жена… «Не дождалась!» — шепнул он уныло… Толстый сизый голубь прилетел на дорогу и поспешно отправился пить в лужицу возле колодца. Николай Петрович стал глядеть на него, а ухо его уже ловило стук приближающихся колес…

— Никак они едут-с, — доложил слуга, вынырнув из-под ворот.

Николай Петрович вскочил и устремил глаза вдоль дороги. Показался тарантас, запряженный тройкой ямских лошадей; в тарантасе мелькнул околыш студентской фуражки, знакомый очерк дорогого лица…

— Аркаша! Аркаша! — закричал Кирсанов, и побежал, и замахал руками… Несколько мгновений спустя его губы уже прильнули к безбородой, запыленной и загорелой щеке молодого кандидата.

Источник: ru.wikisource.org

Глава I

Николай Петрович Кирсанов на постоялом дворе *** шоссе ожидает встречи со своим сыном Аркадием, студентом, который только что получил звание кандидата: Аркадий едет в родовую усадьбу. В 15 верстах от шоссе у Кирсанова имение в 200 душ, он старается внедрять нововведения в жизнь деревни и даже организовал ферму. Любимая жена Николая Петровича скончалась, и теперь он живет вдвоем с братом. Село Кирсанова носит название Марьино – в честь покойной супруги Николая Петровича.

Глава II

Аркадий приезжает не один, а с товарищем: Евгением Васильевичем Базаровым. Это молодой человек высокого роста, лицо его —

«длинное и худое, с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету. Оно оживлялось спокойной улыбкой, выражало самоуверенность и ум»

Базаров – студент-медик, сын лекаря, из нового класса «разночинцев». Он общается на грубоватом, безыскусном языке. Аркадий просит отца подружиться с ним и подчеркивает, что товарищ прост и церемоний не любит.

Глава III

Аркадий старается не показывать бурные чувства при отце, но он рад приезду в родные края. Они обсуждают имение, последние новости усадебной жизни. Аркадий явно в восторге от Базарова, и вновь просит отца сблизиться с ним: для молодого человека это очень важно. Отец смущенно сообщает ему, что он поселил в своем доме некую Фенечку, молодую девушку из простого народа. Сына это не смущает (хотя по меркам времени это неприлично). Аркадий испытывает к отцу нежность, но не выказывает ее, он любуется природой, но опять про себя. Они подъезжают к Марьину.

Глава IV

По приезде в Марьино Базаров и Аркадий встречают слуг. Евгений знакомится с дядей своего товарища: Павлом Петровичем Кирсановым:

«вошел в гостиную человек среднего роста, одетый в темный английский сьют, модный низенький галстух и лаковые полусапожки… На вид ему было лет сорок пять: коротко остриженные седые волосы отливали темным блеском, лицо его, желчное, но без морщин, необыкновенно правильное и чистое, словно выведенное тонким и легким резцом, являло следы красоты замечательной»

После ужина, оставшись вдвоем, Базаров делится с другом впечатлением о дяде: для него он чудак и щеголь, неуместный в деревне, архаическое явление.

Глава V

Наутро Базаров отправляет дворовых мальчишек за лягушками: он хочет поупражняться в анатомии. Фенечка не выходит к завтраку: она стыдится Аркадия. Молодой человек подчеркивает, что он иного образа мыслей и отправляется знакомиться с девушкой. Там его ждет неожиданность: оказывается, у Фенечки и Николая Петровича родился сын Митя. Павел Петрович расспрашивает Аркадия о его друге, и тот сознается, что Базаров – сын лекаря и … нигилист.

«Нигилист – это человек, который не склоняется ни перед какими авторитетами, который не принимает ни одного принципа на веру, каким бы уважением не был окружен этот принцип»

Павел Петрович явно настроен враждебно к этому новому течению. К завтраку спускаются смущенная Фенечка молодая женщина лет двадцати трех, вся беленькая и мягкая, и Базаров.

Глава VI

Евгений и Павел Петрович затевают спор: дядя Аркадия допытывается о сути его убеждений. Базаров сообщает, что не признает авторитетов, ценит немецкую науку, не видит значимости в русской науке. Также он отрицает ценность искусства.

«Порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта»

Павла Петровича задевают вызывающий тон Евгения, и его взгляды на жизнь. Аркадий признается Базарову, что тот вел себя слишком резко с дядей. Он рассказывает другу историю Павла Петровича.

Глава VII

Некогда Павел Петрович был очень красив. Офицер и светский лев, он восхищал мужчин и сводил с ума женщин. В 27 лет он дослужился до капитанского чина, но внезапно страсть прервала его карьеру: в Петербурге объявилась некто княгиня Нелли Р. Она жила то в России, то за границей, держала себя довольно странно, и, хотя не была красавица, Павел Петрович мгновенно в нее влюбился. Радость победы его чувств не охладила, и он стал всюду преследовать ее. Княгиня Р. манила его загадкой, он даже подарил ей кольцо в форме сфинкса. Четыре года они расставались и снова сходились. В последний раз их любовь вспыхнула в Бадене, но, после расставания, Павел Петрович не смог быть ее другом и вернулся в Петербург. Его жизнь потеряла смысл, карьера была утрачена. Спустя десять лет он узнал о смерти княгини: она прислала ему обратно кольцо с перечеркнутым сфинксом. В это же время овдовел его брат. Павел Петрович решил поселиться с ним в деревне, здесь он помогает брату-помещику, выручает его советом и деньгами.

Базаров заявляет:

«человек, который всю свою жизнь поставил на карту женской любви и когда ему эту карту убили, раскис и опустился до того, что стал ни на что не способен, этакой человек – не мужчина, не самец»

Глава VIII

Павел Петрович поручает Фенечке привезти ему зеленого чая из города: она ведает хозяйственными делами. Он говорит с молодой женщиной, интересуясь, почему она боится его. Павел Петрович ласкает своего племянника.

Фенечка – дочь экономки Николая Петровича. Первое время она очень стеснялась барина, потом попривыкла. После смерти матери Фенечки, он покорил ее своей добротой и отзывчивостью. Их сыну, Мите, шел седьмой месяц. Николай Петрович проявлял искреннюю нежность и любовь к обоим.

Глава IX

C Фенечкой знакомится Базаров: он случайно встречает ее на прогулке, причем Евгений явно находит ее привлекательной. Ребенок радуется ему. Аркадий объясняет Евгению, кто такая эта женщина, и тот отпускает комментарий, что у Николая Петровича губа не дура. Аркадий замечает, что отцу следовало бы жениться на Фенечке, но Базаров насмешливо удивляется тому, что друг придает значение такому пережитку, как брак. Ему безразличны искусство и природа, также он невысокого мнения о людях и их деятельности в целом.

Глава X

Базаров живет уже пару недель в Марьине. Дворовые и крестьяне его любят, Аркадий – боготворит, Николай Петрович немного опасается. Павел Петрович встал в явную оппозицию по отношению к Евгению.

Однажды между дядей Аркадия и «разночинцем» Базаровым вспыхивает жестокий спор. Причиной тому служит нелестный отзыв об одном из помещиков – дрянь-аристократишка… Павел Петрович, берегущий дворянскую честь, воспринимает его слова на свой счет. Он вступается за традиционное общество, за принципы и красоту искусства – за все, что дорого ему, и противно Евгению. Но Базаров выказывает презрение не только к аристократии, но и к темному, необразованному русскому народу, самого же Павла Петровича Евгений обвиняет в бездействии и потому бесполезности для России, которую тот так любит. Старший Кирсанов выходит из себя и упрекает (справедливо) Базарова в гордости почти сатанинской.

«Рафаэль гроша ломаного не стоит»

Заканчивая спор «о высоком» Евгений забирает с собой Аркадия лягушек резать.

Глава XI

Вечером каждый занят своими мыслями: сентиментальный Николай Петрович вспоминает свою жизнь и грустит о почившей жене в беседке, к нему входит Фенечка. Павел Петрович тоже любуется звездным небом, но без той романтической эмоции. Друзья решают воспользоваться случайным приглашением друга Николая Петровича и заехать в город развеяться.

Глава XII

В городе они навещают старого товарища отца Аркадия, заходят к губернатору и даже получают приглашение. Базаров встречает знакомого, Ситникова, который держит себя как прогрессивный человек, преклоняется перед Базаровым и делает вид, что разделяет его убеждения. Он приглашает друзей к настоящей эмансипе, Евдоксии (Авдотье) Кукшиной, утверждая, что это умнейшая женщина.

Глава XIII

Втроем с Ситниковым друзья приходят к Кукшиной: Ситников соблазняет друзей обещанием шампанского. Кукшина оказывается малоприятной особой: она непривлекательна, неухожена, неопрятна. Разговор вести ей не удается, она постоянно перебивает собеседников, демонстрирует свое поверхностное знание основных имен современной науки и философии, выказывает презрение к Жорж Санд, хвалит себя и называет практической. Главное, что интересует Кукшину– это женский вопрос. Все много пьют, Ситников и Кукшина дурачатся. Кукшина упоминает свою приятельницу Одинцову, отзываясь о ней, как о пустой особе, хоть и недурной (Ситников дает ей характеристику не довольно развита). Ситников обещает представить друзей Одинцовой.

Глава XIV

На бале друзья встречают уже знакомых Ситникова и Кукшину, а также знакомятся с Анной Сергеевной Одинцовой, которая поражает их своей величественностью и достоинством. Аркадий приглашает ее танцевать, оказывается, она знакома с его отцом. Она интересуется Базаровым, и Аркадий начинает рассказывать о достоинствах друга и о его невероятном уме. Базаров под взглядом Анны Сергеевны конфузится и сам на себя досадует. Одинцова приглашает друзей к себе в имение. После бала Базаров цинично обсуждает ее при Аркадии, находя, что у нее

«Этакое богатое тело! Хоть сейчас в анатомический театр»

Глава XV

Базаров и Аркадий отправляются к Одинцовой. Евгений в очередной раз смущается в присутствии величественной дамы. Автор рассказывает историю молодой вдовы: ее отец был известный мошенник, который проигрался, умер и оставил разорившееся поместье дочерям. Одинцова, чтобы поправить дела, пригласила к себе жить тетушку-княжну, сварливую, недобрую старуху, и вскоре вышла замуж. Мужа своего она не любила, но признавала, что человек он добрый. В браке они прожили шесть лет, за это время подросла ее сестра, Катя, воспитанием которой Анна Сергеевна, по мере сил, занималась. Одинцова в свои двадцать семь лет была очень статна, красива, от нее веяло спокойствием.

Базаров при Анне Сергеевне словно бы тушуется. Аркадий ожидал, что друг начнет распространяться о нигилизме, но тот говорил об естественных науках. Одинцова, очень умная и начитанная, поддерживает разговор и о химии, и о ботанике. Аркадий, ощущая растущую симпатию к Анне Сергеевне, вместе с тем с сожалением понимает, что она смотрит на него свысока.

Глава XVI

Прибыв в имение Одинцовой, друзья проводят время, общаясь и прогуливаясь. Аркадий знакомится с младшей сестрой Одинцовой, Катей. Базаров, которому благоволит Анна Сергеевна, утверждает, что Катя – интереснее, чем ее старшая сестра, ведь она еще не созревшая, еще не до конца ясно, что из нее выйдет. Однако Аркадий не столь ценит общество Кати: он тянется к Одинцовой и ревнует Евгения к ней.

Глава XVII

Аркадий и Базаров живут у Одинцовой пару недель. В ее доме все подчинено строгому порядку, который установила Анна Сергеевна: здесь действует особое расписание, и гости также ему подчиняются. Базарову это не нравится, но Одинцова, даже зная об этом, продолжает действовать по-своему. Аркадий сближается с Катей, они становятся хорошими друзьями, между тем он решает, что влюблен в Одинцову.

Анна Сергеевна больше времени проводит с Базаровым, он ей интересен. Аркадий замечает, что его друг меняется, хоть он ни о чем и не говорит. На самом деле, Базаров стыдится своего чувства к Одинцовой: он отрицал романтизм, но теперь, выходит влюблен.

«Он с негодованием сознавал романтика в самом себе»

Одинцовой он также нравится, но она предпочитает покой – влюбленности. Тем не менее, она не хочет, чтобы он уезжал от нее. Однажды в ее имении появляется приказчик отца Евгения, Тимофеич, его послали выведать, не собирается ли Базаров проведать родных. Одинцова пытается отговорить его, и у них завязывается долгий вечерний разговор о счастье, о скуке, об их характерах и семействах. Базарову тяжело в ее присутствии, и он уходит спать.

Глава XVIII

Одинцова решает продолжить вчерашний разговор. Она подводит Базарова к признанию, и он открывает ей свои чувства.

«Я люблю вас, глупо, безумно…»

В порыве страсти он почти что набрасывается на Одинцову, но она отталкивает его, хоть и довольно вежливо: он пугает ее. Оставшись наедине с собой, Анна Сергеевна решает, что поступила верно:

«С этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете»

Глава XIX

На следующий день Базаров с Аркадием собираются в дорогу. Одинцова и Базаров неловко прощаются, Анна Сергеевна вновь осознает, что она боится Евгения. Перед отъездом в имение Одинцовой бесцеремонно врывается Ситников: он решил навестить своих прогрессивных «друзей», но узнав, что они готовятся к отбытию, отправляется с ними. Аркадий досадует на приезд Ситникова, но Базаров заверяет его, что Ситниковы – необходимы:

«Мне, пойми ты это, мне нужны подобные олухи. Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!»

Они прощаются с сестрами Одинцовыми и уезжают, решив навестить родителей Базарова. Недоумевающего Ситникова они оставляют на постоялом дворе.

Глава XX

Базаров и Аркадий приезжают в деревню к родителям Евгения. Его встречает отец, Василий Иванович, высокий, худощавый человек, с взъерошенными волосами и тонким орлиным носом, а затем и мать, Арина Власьевна, – кругленькая, низенькая старушка, встревоженная и сентиментальная. Она обожает сына и плачет от радости встречи. Отец Базарова – уездный лекарь, человек образованный, пытается сдерживать чувства жены – ему неловко перед Аркадием.

«настоящая русская дворяночка прежнего времени; ей бы следовало жить лет за двести, в старомосковские времена. Она была очень набожна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны…»

В имении Базаровых 22 души крестьян, все просто и уютно. Василий Иваныч явно смущается их бедности, всячески подчеркивает, что они «простые люди». Аркадий располагается в недавно отстроенном флигеле.

Глава XXI

Василий Иванович увлекается садоводством и рассказывает об этом Аркадию. Он интересуется, как молодые люди познакомились.

«Ваш сын – один из самых замечательных людей, с которыми я когда-либо встречался»

Отец Евгения признается, что боготворит сына и гордится им. Он верит в Базарова, и Аркадий убежден, что не зря: он также предвидит «громкую» будущность друга. Отец и хочет не мешать сыну, и в то же время стремится сблизиться с ним – при возможности спрашивает у него медицинского совета, не отходит от него, восхищается им при крестьянах.

У молодых друзей состоится разговор, который из-за развязности и грубости Базарова перетекает в серьезную ссору: Евгений откровенно оскорбляет Павла Петровича, Аркадий запрещает ему нелестные отзывы о дяде. Базаров выходит из себя – собственное поражение перед Одинцовой не дает ему покоя. Ссора чуть не заканчивается дракой, но появляется Василий Иванович.

Базаров решает покинуть родительское имение: здесь ему скучно. Родителей это решение приводит в глубочайшее огорчение.

Глава XXII

Базаров и Аркадий решают снова заехать к Одинцовой, но Анна Сергеевна не рада им, она в напряжении и явно хандрит. Не задерживаясь надолго, друзья возвращаются в Марьино, к Кирсановым. Отец Аркадия весь в хлопотах по ферме и имению, Павел Петрович его поддерживает… Базаров опять принимается за лягушек. Аркадию быстро становится скучно. Вспомнив, что Одинцова предложила им приехать к ней в другой раз, он решает воспользоваться случаем: молодой человек находит в доме письма матери Анны Сергеевны к его матери.

Подъехав к имению Одинцовой, Никольскому, Аркадий встречает Катю. Встреча с ней показалась ему особенно счастливым предзнаменованием.

Глава XXIII

Базаров уверен, что друг уехал к Одинцовой, так как он влюблен в нее. «На него нашла лихорадка работы», он даже оставил споры с Павлом Петровичем. Только Фенечка вызывает его сильный интерес. Молодая женщина часто обращается к Евгению: он лекарь и знает, как помогать ее малолетнему сыну Мите в том или ином случае.

«Она ему нравилась. Даже лицо его изменялось, когда он с ней разговаривал: оно принимало выражение ясное, почти доброе, и к обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность»

В Марьине жарко, и Фенечку Евгений в основном встречает утром. Однажды, когда она разбирала только что срезанные розы, он подсел к ней в беседке. Они говорят о молодости, Базаров шутит с ней и начинает рассыпать комплименты. Требуя платы за его врачебное внимание к Мите, он вместо денег выбирает красную розу, и, приглашая Фенечку понюхать ее, целует. Рядом с беседкой оказывается Павел Петрович. Фенечка уходит, искренне укоряя Базарова: Грешно вам.

Глава XXIV

Павел Петрович воспринимает оскорбление Фенечки на счет своей семьи и вызывает Базарова на дуэль. Решают драться без секундантов, пригласив для свидетельства одного только слугу Петра. Они договариваются написать предсмертные записки, снимающие вину с другого.

Базаров досадует на себя: нигилист становится частью дворянской комедии! Ведь он против церемоний, ритуалов (и даже правил приличия). Однако согласие уже дано.

Дуэль организована на пистолетах, на 10 шагах. Петр в панике: дуэли в 60-е годы – это старо, но и страшно. Противники сходятся, Павел Петрович промахивается, Базаров ранит его в ногу. Старый дворянин протестует его помощи, желая снова стать к барьеру и продолжить драться насмерть. Базаров же действует как врач: помогает аристократическому противнику, осматривает, перевязывает. Рана неопасна.

Петр, отправленный за дрожками, возвращается с Николаем Петровичем: он в ужасе. Договорившись, что они стрелялись из-за политики, Павел Петрович и Базаров держат себя практически, как приятели: ссора между ними забыта (хотя неловкость останется).

Позже Павел Петрович, в жару, лежа в постели, спрашивает у брата, не видит ли тот внешнего сходства между княгиней Р.и Фенечкой, а потом внезапно восклицает, что любит это пустое существо. Николай Петрович не понимает о ком идет речь. Базаров уезжает к родителям.

Павел Петрович говорит с Фенечкой и укоряет ее за сцену в беседке. Женщина гневно восклицает, что любит только Николая Петровича, а тут ее вины нет. Аристократ просит ее и впредь любить его брата и быть верным лишь ему.

Павел Петрович просит Николая Петровича жениться на Фенечке, хотя раньше сам выступал явным противником этого неравного брака.

Глава XXV

Аркадий осознает свою близость с Катей. Девушка открыто говорит ему, что он освобождается от влияния своего друга. Аркадий пытается открыть ей свою симпатию, но сам пугается этого. В Никольское приезжает Базаров и идет не к Одинцовой, а к Аркадию. Он рассказывает другу о дуэли. Анна Сергеевна все же настаивает на встрече с Евгением, он утверждает, что совладал со своими чувствами, и кроме того – любовь – чувство напускное. Базаров рассказывает Одинцовой о влюбленности Аркадия в нее, она изумлена.

Глава XXVI

Аркадий понимает, что новое чувство одолело его – любовь к Кате. Оно так глубоко и тайно от остальных, что его не угадывают ни Одинцова, ни даже проницательный Базаров. Аркадий делает девушке предложение, и она принимает его. Узнав о событии, Одинцова искренне рада: молодой человек ей все более и более симпатичен. Базаров же злится: он укоряет Аркадия, что тот не годится для решающих дел. Ему ничего не остается, как поехать к родителям.

Глава XXVII

Внезапный приезд Базарова очень радует его родителей, но самого Евгения тяготит. Он вновь возвращается к лекарской работе. Однажды он как бы невзначай просит у отца адского камня, будто бы «ранку прижечь», но становятся известны подробности: он вскрывал труп умершего от тифа мужика и поранился. Довольно быстро он заболевает. Отец вне себя от горя. Базаров страшится бреда и постоянно проверяет рассудок на ясность. Ощущая близость смерти, он посылает за Одинцовой. Анна Сергеевна привозит с собой доктора-немца, но и тот признает свое бессилие. Их последняя встреча полна горечи: Базаров уже не тот, что прежде. Евгений просит Одинцову поберечься, ведь он заразен, но она, напротив, садится возле него. Он признается ей в чувствах, подчеркивая никчемность и их, и себя самого –

«любовь – форма, а моя собственная форма уже разлагается»

Он сожалеет, что так быстро заканчивается его жизнь, и он успел так мало. Одинцова целует его в лоб. Спустя пару дней Базаров умирает. Родители его в отчаянии, Василий Иванович ропщет на Бога.

Глава XXVIII

Финальная глава романа посвящена развитию жизни каждого из героев. Аркадий с Катей и Николай Петрович с Фенечкой сочетались браком в один из зимних дней. После свадьбы Анна Сергеевна Одинцова отправилась в Москву, туда же отбыл и Павел Петрович: у него планировалось заграничное путешествие.

Впоследствии Одинцова выходит замуж во второй раз, не по любви, но по убеждению. Они живут в большом ладу друг с другом, и доживутся, пожалуй, … до любви. Кирсановы живут в Марьине, у Аркадия родился сын Коля. Павел Петрович поселился в Дрездене, где его обожает все общество: как местное, так и проезжее. Он все также хорош собой и аристократичен. За границей же и Кукшина, она общается в Гейдельберге со студентами-химиками. Ситников толчется в Петербурге и утверждает, что продолжает дело Базарова…

Есть небольшое сельское кладбище в одном из отдаленных уголков России…. Там на чистую и ухоженную могилу приходят два старичка – то могила Евгения Базарова. Они припадают к ограде и долго молятся. Цветы, растущие на могиле, говорят о вечном примирении и о жизни бесконечной.

Источник: nukadeti.ru


Leave a Comment

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.