Октябрь был на редкость холодный, ненастный. Тесовые крыши почернели.
Спутанная трава в саду полегла, и все доцветал и никак не мог доцвесть и осыпаться один только маленький подсолнечник у забора.
Над лугами тащились из-за реки, цеплялись за облетевшие ветлы рыхлые тучи. Из них назойливо сыпался дождь.
По дорогам уже нельзя было ни пройти, ни проехать, и пастухи перестали гонять в луга стадо.
Пастуший рожок затих до весны. Катерине Петровне стало ещё труднее вставать по утрам и видеть все то же: комнаты, где застоялся горький запах нетопленных печей, пыльный «Вестник Европы», пожелтевшие чашки на столе, давно не чищенный самовар и картины на стенах. Может быть, в комнатах было слишком сумрачно, а в глазах Катерины Петровны уже появилась тёмная вода, или, может быть, картины потускнели от времени, но на них ничего нельзя было разобрать. Катерина Петровна только по памяти знала, что вот эта — портрет ее отца, а вот эта — маленькая, в золотой раме — подарок Крамского, эскиз к его «Неизвестной». Катерина Петровна доживала свой век в старом доме, построенном ее отцом — известным художником.
В старости художник вернулся из Петербурга в свое родное село, жил на покое и занимался садом. Писать он уже не мог: дрожала рука, да и зрение ослабло, часто болели глаза.
Дом был, как говорила Катерина Петровна, «мемориальный». Он находился под охраной областного музея. Но что будет с этим домом, когда умрёт она, последняя его обитательница, Катерина Петровна не знала. А в селе — называлось оно Заборье — никого не было, с кем бы можно было поговорить о картинах, о петербургской жизни, о том лете, когда Катерина Петровна жила с отцом в Париже и видела похороны Виктора Гюго.
Не расскажешь же об этом Манюшке, дочери соседа, колхозного сапожника, — девчонке, прибегавшей каждый день, чтобы принести воды из колодца, подмести полы, поставить самовар.
Катерина Петровна дарила Манюшке за услуги сморщенные перчатки, страусовые перья, стеклярусную чёрную шляпу.
— На что это мне? — хрипло спрашивала Манюшка и шмыгала носом. — Тряпичница я, что ли?
— А ты продай, милая, — шептала Катерина Петровна. Вот уже год, как она ослабела и не могла говорить громко. — Ты продай.
— Сдам в утиль, — решала Манюшка, забирала все и уходила.
Изредка заходил сторож при пожарном сарае — Тихон, тощий, рыжий. Он еще помнил, как отец Катерины Петровны приезжал из Петербурга, строил дом, заводил усадьбу.
Тихон был тогда мальчишкой, но почтение к старому художнику сберёг на всю жизнь. Глядя на его картины, он громко вздыхал:
— Работа натуральная!
Тихон хлопотал часто без толку, от жалости, но все же помогал по хозяйству: рубил в саду засохшие деревья, пилил их, колол на дрова. И каждый раз, уходя, останавливался в дверях и спрашивал:
— Не слышно, Катерина Петровна, Настя пишет чего или нет?
Катерина Петровна молчала, сидя на диване — сгорбленная, маленькая, — и всё перебирала какие-то бумажки в рыжем кожаном ридикюле. Тихон долго сморкался, топтался у порога.
— Ну что ж, — говорил он, не дождавшись ответа. — Я, пожалуй, пойду, Катерина Петровна.
— Иди, Тиша, — шептала Катерина Петровна. — Иди, бог с тобой!
Он выходил, осторожно прикрыв дверь, а Катерина Петровна начинала тихонько плакать. Ветер свистел за окнами в голых ветвях, сбивал последние листья. Керосиновый ночник вздрагивал на столе. Он был, казалось, единственным живым существом в покинутом доме, — без этого слабого огня Катерина Петровна и не знала бы, как дожить до утра.
Ночи были уже долгие, тяжёлые, как бессонница. Рассвет все больше медлил, все запаздывал и нехотя сочился в немытые окна, где между рам ещё с прошлого года лежали поверх ваты когда-то жёлтые осенние, а теперь истлевшие и черные листья.
Настя, дочь Катерины Петровны и единственный родной человек, жила далеко, в Ленинграде. Последний раз она приезжала три года назад.
Катерина Петровна знала, что Насте теперь не до нее, старухи. У них, у молодых, свои дела, свои непонятные интересы, своё счастье. Лучше не мешать. Поэтому Катерина Петровна очень редко писала Насте, но думала о ней все дни, сидя на краешке продавленного дивана так тихо, что мышь, обманутая тишиной, выбегала из-за печки, становилась на задние лапки и долго, поводя носом, нюхала застоявшийся воздух.
Писем от Насти тоже не было, но раз в два-три месяца весёлый молодой почтарь Василий приносил Катерине Петровне перевод на двести рублей. Он осторожно придерживал Катерину Петровну за руку, когда она расписывалась, чтобы не расписалась там, где не надо.
Василий уходил, а Катерина Петровна сидела, растерянная, с деньгами в руках. Потом она надевала очки и перечитывала несколько слов на почтовом переводе. Слова были все одни и те же: столько дел, что нет времени не то что приехать, а даже написать настоящее письмо.
Катерина Петровна осторожно перебирала пухлые бумажки. От старости она забывала, что деньги эти вовсе не те, какие были в руках у Насти, и ей казалось, что от денег пахнет Настиными духами.
Как то, в конце октября, ночью, кто-то долго стучал в заколоченную уже несколько лет калитку в глубине сада.
Катерина Петровна забеспокоилась, долго обвязывала голову тёплым платком, надела старый салоп, впервые за этот год вышла из дому. Шла она медленно, ощупью. От холодного воздуха разболелась голова. Позабытые звезды пронзительно смотрели на землю. Палые листья мешали идти.
Около калитки Катерина Петровна тихо спросила:
— Кто стучит?
Но за забором никто не ответил.
— Должно быть, почудилось, — сказала Катерина Петровна и побрела назад.
Она задохнулась, остановилась у старого дерева, взялась рукой за холодную, мокрую ветку и узнала: это был клён. Его она посадила давно, ещё девушкой-хохотушкой, а сейчас он стоял облетевший, озябший, ему некуда было уйти от этой бесприютной, ветреной ночи.
Катерина Петровна пожалела клён, потрогала шершавый ствол, побрела в дом и в ту же ночь написала Насте письмо.
«Ненаглядная моя, — писала Катерина Петровна. — Зиму эту я не переживу. Приезжай хоть на день. Дай поглядеть на тебя, подержать твои руки. Стара я стала и слаба до того, что тяжело мне не то что ходить, а даже сидеть и лежать, — смерть забыла ко мне дорогу. Сад сохнет — совсем уж не тот, — да я его и не вижу. Нынче осень плохая. Так тяжело; вся жизнь, кажется, не была такая длинная, как одна эта осень».
Манюшка, шмыгая носом, отнесла это письмо на почту, долго засовывала его в почтовый ящик и заглядывала внутрь, — что там? Но внутри ничего не было видно — одна жестяная пустота.
Настя работала секретарём в Союзе художников. Работ»было много, Устройство выставок, конкурсов — все это проходило через ее руки.
Письмо от Катерины Петровны Настя получила на службе. Она спрятала его в сумочку, не читая, — решила прочесть после работы. Письма Катерины Петровны вызывали у Насти вздох облегчения: раз мать пишет — значит, жива. Но вместе с тем от них начиналось глухое беспокойство, будто каждое письмо было безмолвным укором.
После работы Насте надо было пойти в мастерскую молодого скульптора Тимофеева, посмотреть, как он живет, чтобы доложить об этом правлению Союза. Тимофеев жаловался на холод в мастерской и вообще на то, что его затирают и не дают развернуться.
На одной из площадок Настя достала зеркальце, напудрилась и усмехнулась, — сейчас она нравилась самой себе. Художники звали ее Сольвейг за русые волосы и большие холодные глаза.
Открыл сам Тимофеев — маленький, решительный, злой. Он был в пальто. Шею он замотал огромным шарфом, а на его ногах Настя заметила дамские фетровые боты.
— Не раздевайтесь, — буркнул Тимофеев. — А то замерзнете. Прошу!
Он провел Настю по темному коридору, поднялся вверх на несколько ступеней и открыл узкую дверь в мастерскую.
Из мастерской пахнуло чадом. На полу около бочки с мокрой глиной горела керосинка. На станках стояли скульптуры, закрытые сырыми тряпками. За широким окном косо летел снег, заносил туманом Неву, таял в ее темной воде. Ветер посвистывал в рамках и шевелил на полу старые газеты.
— Боже мой, какой холод! — сказала Настя, и ей показалось, что в мастерской ещё холоднее от белых мраморных барельефов, в беспорядке развешанных по стенам.
— Вот, полюбуйтесь! — сказал Тимофеев, пододвигая Насте испачканное глиной кресло. — Непонятно, как я еще не издох в этой берлоге. А у Першина в мастерской от калориферов дует теплом, как из Сахары.
— Вы не любите Першина? — осторожно спросила Настя.
— Выскочка! — сердито сказал Тимофеев. — Ремесленник! У его фигур не плечи, а вешалки для пальто. Его колхозница — каменная баба в подоткнутом фартуке. Его рабочий похож на неандертальского человека. Лепит деревянной лопатой. А хитер, милая моя, хитёр, как кардинал!
— Покажите мне вашего Гоголя, — попросила Настя, чтобы переменить разговор.
— Перейдите! — угрюмо приказал скульптор. — Да нет, не туда! Вон в тот угол. Так!
Он снял с одной из фигур мокрые тряпки, придирчиво осмотрел ее со всех сторон, присел на корточки около керосинки, грея руки, и сказал:
— Ну вот он, Николай Васильевич! Теперь прошу!
Настя вздрогнула. Насмешливо, зная ее насквозь, смотрел на нее остроносый сутулый человек. Настя видела, как на его виске бьётся тонкая склеротическая жилка.
«А письмо-то в сумочке нераспечатанное, — казалось, говорили сверлящие гоголевские глаза. — Эх ты, сорока!»
— Ну что? — опросил Тимофеев. — Серьезный дядя, да?
— Замечательно! — с трудом ответила Настя. — Это действительно превосходно.
Тимофеев горько засмеялся.
— Превосходно, — повторил он. — Все говорят: превосходно. И Першин, и Матьящ, и всякие знатоки из всяких комитетов. А толку что? Здесь — превосходно, а там, где решается моя судьба как скульптора, там тот же Першин только неопределённо хмыкнет — и готово. А Першин хмыкнул — значит, конец!… Ночи не спишь! — крикнул Тимофеев и забегал по мастерской, топая ботами. — Ревматизм в руках от мокрой глины. Три года читаешь каждое слово о Гоголе. Свиные рыла снятся!
Тимофеев поднял со стола груду книг, потряс ими в воздухе и с силой швырнул обратно. Со стола полетела гипсовая пыль.
— Это все о Гоголе! — сказал он и вдруг успокоился. — Что? Я, кажется, вас напугал? Простите, милая, но, ей-богу, я готов драться.
— Ну что ж, будем драться вместе, — сказал Настя и встала.
Тимофеев крепко пожал ей руку, и она ушла с твердым решением вырвать во что бы то ни стало этого талантливого человека из безвестности.
Настя вернулась в Союз художников, прошла к председателю и долго говорила с ним, горячилась, доказывала, что нужно сейчас же устроить выставку работ Тимофеева. Председатель постукивал карандашом по столу, что-то долго прикидывал и в конце концов согласился.
Настя вернулась домой, в свою старинную комнату на Мойке, с лепным золочёным потолком, и только там прочла письмо Катерины Петровны.
— Куда там сейчас ехать! — сказала она и встала, — Разве отсюда вырвешься!
Она подумала о переполненных поездах, пересадке на узкоколейку, тряской телеге, засохшем саде, неизбежных материнских слезах, о тягучей, ничем не скрашенной скуке сельских дней — и положила письмо в ящик письменного стола.
Две недели Настя возилась с устройством выставки Тимофеева.
Несколько раз за это время она ссорилась и мирилась с неуживчивым скульптором. Тимофеев отправлял на выставку свои работы с таким видом, будто обрекал их на уничтожение.
— Ни черта у вас не получится, дорогая моя, — со злорадством говорил он Насте, будто она устраивала не его, а свою выставку. — Зря я только трачу время, честное слово.
Настя сначала приходила в отчаяние и обижалась, пока не поняла, что все эти капризы от уязвленной гордости, что они наигранны и в глубине души Тимофеев очень рад своей будущей выставке.
Выставка открылась вечером. Тимофеев злился и говорил, что нельзя смотреть скульптуру при электричестве.
— Мертвый свет! — ворчал он. — Убийственная скука! Керосин и то лучше.
— Какой же свет вам нужен, невозможный вы тип? — вспылила Настя.
— Свечи нужны! Свечи! — страдальчески закричал Тимофеев. — Как же можно Гоголя ставить под электрическую лампу. Абсурд!
Нa открытии были скульпторы, художники. Непосвящённый, услышав разговоры скульпторов, не всегда мог бы догадаться, хвалят ли они работы Тимофеева или ругают. Но Тимофеев понимал, что выставка удалась.
Седой вспыльчивый художник подошёл к Насте и похлопал ее по руке:
— Благодарю. Слышал, что это вы извлекли Тимофеева на свет божий. Прекрасно сделали. А то у нас, знаете ли, много болтающих о внимании к художнику, о заботе и чуткости, а как дойдёт до дела, так натыкаешься на пустые глаза. Ещё раз благодарю!
Началось обсуждение. Говорили много, хвалили, горячились, и мысль, брошенная старым художником о внимании к человеку, к молодому незаслуженно забытому скульптору, повторялась в каждой речи.
Тимофеев сидел нахохлившись, рассматривал паркет, но все же искоса поглядывал на выступающих, не зная, можно ли им верить или пока ещё рано.
В дверях появилась курьерша из Союза — добрая и бестолковая Даша. Она делала Насте какие-то знаки. Настя подошла к ней, и Даша, ухмыляясь, подала ей телеграмму.
Настя вернулась на свое место, незаметно вскрыла телеграмму, прочла и ничего не поняла:
«Катя помирает. Тихон».
«Какая Катя? — растерянно подумала Настя. — Какой Тихон? Должно бить, это не мне».
Она посмотрела на адрес: нет, телеграмма была ей. Тогда только она заметила тонкие печатные буквы на бумажной ленте: «Заборье».
Настя скомкала телеграмму и нахмурилась. Выступал Перший.
— В наши дни, — говорил он, покачиваясь и придерживая очки, — забота о человеке становится той прекрасной реальностью, которая помогает нам расти и работать. Я счастлив отметить в нашей среде, в среде скульпторов и художников, проявление этой заботы. Я говорю о выставке работ товарища Тимофеева. Этой выставкой мы целиком обязаны — да не в обиду будет сказано нашему руководству — одной из рядовых сотрудниц Союза, нашей милой Анастасии Семёновне.
Перший поклонился Насте, и все зааплодировали. Аплодировали долго. Настя смутилась до слез.
Кто-то тронул ее сзади за руку. Это был старый вспыльчивый художник.
— Что? — спросил он шепотом и показал глазами на скомканную в руке Насти телеграмму. — Ничего неприятного?
— Нет, — ответила Настя. — Это так… От одной знакомой…
— Ага! — пробормотал старик и снова стал слушать Першина.
Все смотрели на Першина, но чей-то взгляд, тяжёлый и пронзительный, Настя все время чувствовала на себе и боялась поднять голову. «Кто бы это мог быть? — подумала она. — Неужели кто-нибудь догадался? Как глупо. Опять расходились нервы».
Она с усилием подняла глаза и тотчас отвела их: Гоголь смотрел на нее, усмехаясь. На его виске как будто тяжело билась тонкая склеротическая жилка. Насте показалось, что Гоголь тихо сказал сквозь стиснутые зубы: — «Эх, ты!»
Настя быстро встала, вышла, торопливо оделась внизу и выбежала на улицу.
Валил водянистый снег. На Исаакиевском соборе выступила серая изморозь. Хмурое небо все ниже опускалось на город, на Настю, на Неву.
«Ненаглядная моя, — вспомнила Настя недавнее письмо. — Ненаглядная!»
Настя села на скамейку в сквере около Адмиралтейства и горько заплакала. Снег таял на лице, смешивался со слезами.
Настя вздрогнула от холода и вдруг поняла, что никто ее так не любил, как эта дряхлая, брошенная всеми старушка, там, в скучном Заборье.
«Поздно! Маму я уже не увижу», — сказала она про себя и вспомнила, что за последний год она впервые произнесла это детское милое слово — «мама».
Она вскочила, быстро пошла против снега, хлеставшего в лицо.
«Что ж что, мама? Что? — думала она, ничего не видя. — Мама! Как же это могло так случиться? Ведь никого же у меня в жизни нет. Нет и не будет роднее. Лишь бы успеть, лишь бы она увидела меня, лишь бы простила».
Настя вышла на Невский проспект, к городской станции железных дорог.
Она опоздала. Билетов уже не было.
Настя стояла около кассы, губы у нее дрожали, она не могла говорить, чувствуя, что от первого же сказанного слова она расплачется навзрыд.
Пожилая кассирша в очках выглянула в окошко.
— Что с вами, гражданка? — недовольно спросила она.
— Ничего, — ответила Настя. — У меня мама… Настя повернулась и быстро пошла к выходу.
— Куда вы? — крикнула кассирша. — Сразу надо было сказать. Подождите минутку.
В тот же вечер Настя уехала. Всю дорогу ей казалось, что «Красная стрела» едва тащится, тогда как поезд стремительно мчался сквозь ночные леса, обдавая их паром и оглашая протяжным предостерегающим криком.
…Тихон пришёл на почту, пошептался с почтарем Василием, взял у него телеграфный бланк, повертел его и долго, вытирая рукавом усы, что-то писал на бланке корявыми буквами. Потом осторожно сложил бланк, засунул в шапку и поплелся к Катерине Петровне.
Катерина Петровна не вставала уже десятый день. Ничего не болело, но обморочная слабость давила на грудь, на голову, на ноги, и трудно было вздохнуть.
Манюшка шестые сутки не отходила от Катерины Петровны. Ночью она, не раздеваясь, спала на продавленном диване. Иногда Манюшке казалось, что Катерина Петровна уже не дышит. Тогда она начинала испуганно хныкать и звала: живая?
Катерина Петровна шевелила рукой под одеялом, и Манюшка успокаивалась.
В комнатах с самого утра стояла по углам ноябрьская темнота, но было тепло. Манюшка топила печку. Когда весёлый огонь освещал бревенчатые стены, Катерина Петровна осторожно вздыхала — от огня комната делалась уютной, обжитой, какой она была давным-давно, ещё при Насте. Катерина Петровна закрывала глаза, и из них выкатывалась и скользила по желтому виску, запутывалась в седых волосах одна-единственная слезинка.
Пришел Тихон. Он кашлял, сморкался и, видимо, был взволнован.
— Что, Тиша? — бессильно спросила Катерина Петровна.
— Похолодало, Катерина Петровна! — бодро сказал Тихон и с беспокойством посмотрел на свою шапку. — Снег скоро выпадет. Оно к лучшему. Дорогу морозцем собьет — значит, и ей будет способнее ехать.
— Кому? — Катерина Петровна открыла глаза и сухой рукой начала судорожно гладить одеяло.
— Да кому же другому, как не Настасье Семёновне, — ответил Тихон, криво ухмыляясь, и вытащил из шапки телеграмму. — Кому, как не ей.
Катерина Петровна хотела подняться, но не смогла, снова упала на подушку.
— Вот! — сказал Тихон, осторожно развернул телеграмму и протянул ее Катерине Петровне.
Но Катерина Петровна ее не взяла, а все так же умоляюще смотрела на Тихона.
— Прочти, — сказала Манюшка хрипло. — Бабка уже читать не умеет. У нее слабость в глазах.
Тихон испуганно огляделся, поправил ворот, пригладил рыжие редкие волосы и глухим, неуверенным голосом прочел: «Дожидайтесь, выехала. Остаюсь всегда любящая дочь ваша Настя».
— Не надо, Тиша! — тихо сказала Катерина Петровна. — Не надо, милый. Бог с тобой. Спасибо тебе за доброе слово, за ласку.
Катерина Петровна с трудом отвернулась к стене, потом как будто уснула.
Тихон сидел в холодной прихожей на лавочке, курил, опустив голову, сплёвывал и вздыхал, пока не вышла Манюшка и не поманила в комнату Катерины Петровны.
Тихон вошёл на цыпочках и всей пятернёй отёр лицо. Катерина Петровна лежала бледная, маленькая, как будто безмятежно уснувшая.
— Не дождалась, — пробормотал Тихон. — Эх, горе ее горькое, страданье неписаное! А ты смотри, дура, — сказал он сердито Манюшке, — за добро плати добром, не будь пустельгой… Сиди здесь, а я сбегаю в сельсовет, доложу.
Он ушел, а Манюшка сидела на табурете, подобрав колени, тряслась и смотрела не отрываясь на Катерину Петровну.
Хоронили Катерину Петровну на следующий день. Подморозило. Выпал тонкий снежок. День побелел, и небо было сухое, светлое, но серое, будто над головой протянули вымытую, подмёрзшую холстину. Дали за рекой стояли сизые. От них тянуло острым и веселым запахом снега, схваченной первым морозом ивовой коры.
На похороны собрались старухи и ребята. Гроб на кладбище несли Тихон, Василий и два брата Малявины — старички, будто заросшие чистой паклей. Манюшка с братом Володькой несла крышку гроба и не мигая смотрела перед собой.
Кладбище было за селом, над рекой. На нем росли высокие, жёлтые от лишаев вербы.
По дороге встретилась учительница. Она недавно приехала из областного города и никого ещё в Заборье не знала.
— Учителька идёт, учителька! — зашептали мальчишки.
Учительница была молоденькая, застенчивая, сероглазая, совсем ещё девочка. Она увидела похороны и робко остановилась, испуганно посмотрела на маленькую старушку в гробу. На лицо старушки падали и не таяли колкие снежинки. Там, в областном городе, у учительницы осталась мать — вот такая же маленькая, вечно взволнованная заботами о дочери и такая же совершенно седая.
Учительница постояла и медленно пошла вслед за гробом. Старухи оглядывались на нее, шептались, что вот, мол, тихая какая девушка и ей трудно будет первое время с ребятами — уж очень они в Заборье самостоятельные и озорные.
Учительница наконец решилась и спросила одну из старух, бабку Матрену:
— Одинокая, должно быть, была эта старушка?
— И-и, мила-ая, — тотчас запела Матрена, — почитай что совсем одинокая. И такая задушевная была, такая сердечная. Все, бывало, сидит и сидит у себя на диванчике одна, не с кем ей слова сказать. Такая жалость! Есть у нее в Ленинграде дочка, да, видно, высоко залетела. Так вот и померла без людей, без сродственников.
На кладбище гроб поставили около свежей могилы. Старухи кланялись гробу, дотрагивались тёмными руками до земли. Учительница подошла к гробу, наклонилась и поцеловала Катерину Петровну в высохшую жёлтую руку. Потом быстро выпрямилась, отвернулась и пошла к разрушенной кирпичной ограде.
За оградой, в легком перепархивающем снегу лежала любимая, чуть печальная, родная земля.
Учительница долго смотрела, слушала, как за ее спиной переговаривались старики, как стучала по крышке гроба земля и далеко по дворам кричали разноголосые петухи — предсказывали ясные дни, лёгкие морозы, зимнюю тишину.
В Заборье Настя приехала на второй день после похорон. Она застала свежий могильный холм на кладбище — земля на нем смёрзлась комками — и холодную тёмную комнату Катерины Петровны, из которой, казалось, жизнь ушла давным-давно.
В этой комнате Настя проплакала всю ночь, пока за окнами не засинел мутный и тяжелый рассвет.
Уехала Настя из Заборья крадучись, стараясь, чтобы ее никто не увидел и ни о чем не расспрашивал. Ей казалось, что никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять с нее непоправимой вины, невыносимой тяжести.
Источник: vseskazki.su
Анализ произведения «Телеграмма»
Структура
Рассказ перед нами или повесть? «Телеграмма» Паустовского — короткий рассказ. Его можно условно поделить на пять частей, каждая из которых несёт определённую смысловую нагрузку в сюжете:
- О матери
- О дочери
- Тревожная весть
- Трагичная развязка
- Итог.
Первая часть — представление матери, Катерины Петровны. Рассказывается о том, что старушка живёт в глухой деревне одна и имеет дочь. Вторая часть — знакомство с Настей, описание её работы. В третьей происходит кульминационный момент — зарождение и отправка самой телеграммы матерью о своей болезни. Там же неравнодушный ко всему мужик Тихон высылает ответ якобы от дочери для Катерины Петровны. Но та понимает и благодарит его за душевный порыв, не получая, однако, истинного письма от Насти. В четвёртой дочь приезжает, да не застаёт мать живой. И в пятой происходит переосмысление ею своего поступка, подведение итогов.
О чём сюжет: короткое содержание
Читайте краткое содержание и узнаете что: Катерина Петровна доживает свой век в удалённой от города деревушке. Её дом был построен ещё дедом, талантливым художником. Женщина малообщительна и практически не имеет контактов с односельчанами, но у неё есть дочь, занимающаяся важной работой и высылающая матери денег. В какой-то момент Катерина Петровна понимает, что смертельно больна и хочет повидаться с дочерью напоследок, в чём и просит её в телеграмме. Однако Настя не принимает письмо всерьёз и выезжает спустя две недели, когда узнаёт, что смерть матери не за горами. Девушка опаздывает на похороны и испытывает горечь, запоздалое раскаяние за свою медлительность.
Герои рассказа
Всех героев можно поделить на группы:
- главные действующие: мать Катерина, дочь Настя
- второстепенные действующие. В деревне: пожилой сторож Тихон, соседка девочка Манюшка. У Насти: скульптор Тимофеев.
- Третьестепенные действующие лица — жители деревни на похоронах. Почтарь, учительница и т.д.
- недействующие: отец Катерины Петровны, художник. Здесь можно выделить и скульптуру Гоголя — она говорит в сознании Насти голосом совести. Тем самым через неё читатель знакомится с авторской позиции произведения.
Главные герои в «Телеграмме»
Катерина Петровна, вероятнее всего, происходит из дворянского рода. Паустовский намекает, что она воспитывалась в интеллигентной семье, разбирающейся в искусстве. В молодости женщина бывала в обществе творческих людей, а в Париже застала похороны Виктора Гюго. Катерина Петровна образованна и духовно развита.
Но в деревне она никому не нужна, ей не с кем обмолвиться словом. У женщины шикарный гардероб дворянки, небывалая там роскошь. Тем не менее находятся небезразличные знакомые, которые навещают старушку. Среди них и сторож Тихон, и девочка, и почтальон. Катерина Петровна ждёт участия только от одного человека — своей дочери. Та присылает ей скупые отписки, ссылаясь на занятость. Мать и боится лишний раз потревожить своими телеграммами, лишь единожды не выдержав и отправив её первой. Когда находится при смерти.
Настя — неопытна и только познаёт мир вокруг себя. В ней много амбиций и иллюзий. Девушка кажется душевной и трепетной, но своей матери уделяет мало внимания. Откликается на призыв о помощи не с первого раза, да и то на чужое письмо.
Роль Тихона
Тихон — работяга, малограмотный, но искренний и отзывчив душой к чужим бедам. Он — сторож в доме умирающей женщины. В его сердце ещё живы воспоминания об отце Катерины Петровны, Тихон уважает и её саму, как образованную и вежливую даму. Он проникается её бедой и составляет ответное письмо якобы от дочери. Несмотря на то, что обман был понят женщиной, старушка поблагодарила Тихона за участие. А сам его поступок можно считать бескорыстным порывом души, светлой и доброй. Его телеграмма — символ рассказа.
Источник: obrazovanie.guru
Искусство видеть мир
Неутомимый романтик, тонко чувствующий окружающий мир, Паустовский, с восторженностью и поэтичностью пишет живописные картины природы – волнующей, роскошной, полной величественности и блеска. Человек, который слышит музыку дождя, шепот морского прибоя, чувствует ласковые всплески воды и дыхание цветущей земли, также чутко слышит малейшие колебания человеческой души.
Любовь, с которой Паустовский относился к окружающему миру и окружающим его людям, пронизывала его произведения. Тепло и красота писательского языка, глубина и образность повествования от сердца писателя шли к читательскому сердцу и задевали те струнки души, о существовании которых читатель и не догадывался до знакомства с Константином Георгиевичем Паустовским.
История одной фотографии
С «Телеграммой» Константина Паустовского связана реальная история, произошедшая в 1964 году. В Москву на гастроли приехала популярная певица и актриса Марлен Дитрих. Она писала, что в московском аэропорту у встречавших ее журналистов сразу же спросила о Паустовском. Когда Марлен подъезжала к отелю, она уже знала, что писатель лежит в больнице. Г. Арбузова, падчерица Константина Георгиевича, в одном из интервью рассказывала, что Паустовский хотел побывать на концерте Марлен Дитрих, но в то время был очень болен. И вот в сопровождении своего врача В. А. Коневского писатель отправился в Дом литераторов, где она выступала.
После концерта легенда кинематографа отвечала на вопросы. И когда у Марлен спросили, какой у нее любимый писатель, ответила, что любит Паустовского. К ней подошла переводчица Нора и сообщила, что писатель в зале. Марлен стояла и всматривалась в зал, ожидая, что он поднимется на сцену. Но, будучи очень застенчивым человеком, Константин Георгиевич не поднимался. И когда зал стал аплодировать, подбадривая его, Паустовский вышел на сцену. Марлен, не сказав ни слова, встала перед писателем на колени и прижала его руку к своему залитому слезами лицу.
Вечернее платье актрисы, расшитое камнями, было настолько узким, что стали лопаться нитки, и камни посыпались по сцене. Все на мгновение замерли. Недоступная богиня стоит на коленях и целует руки советского писателя. Потом огромный зал медленно и неуверенно поднялся, в тишине послышались робкие одинокие хлопки, а потом началась настоящая буря – шквал рукоплесканий. Когда Марлен помогли подняться с колен, она тихо сказала, что ее потряс рассказ Паустовского «Телеграмма». И с тех пор она считала своим долгом поцеловать руку писателя, написавшего это.
Персонажи рассказа «Телеграмма»
Константин Георгиевич вспоминал, что в лесном мещерском краю он создал много вещей, в том числе и рассказ «Телеграмма». Дату написания Паустовский не указал, но впервые рассказ был напечатан в восьмом номере журнала «Огонек» в 1946 году. Сюжет рассказа прост: не дождавшись приезда дочери, старая женщина умирает. Дочь, получившая телеграмму о болезни матери, добирается в далекую рязанскую деревеньку только на следующий после похорон день.
Действующие лица этой истории составляют две группы: жители села Заборья и окружение Насти. Катерина Петровна, дочка известного художника, живет после его смерти в селе Заборье в доме, им построенном. К первой группе относятся и ее односельчане: дочка соседа Манюшка, почтарь Василий, молодая учительница, сторож Тихон и старики, хоронившие Катерину Петровну.
Вторая группа лиц сосредоточена вокруг Насти, дочери Катерины Петровны, уехавшей много лет назад в Ленинград. К этой группе героев «Телеграммы» Паустовского можно отнести и скульптора Тимофеева, выставкой которого занимается Настя, и его более удачливого коллегу по цеху Першина, и старого мастера, встревоженного телеграммой, которую получила Настя.
Говоря о творчестве Паустовского, нужно иметь в виду, что художественные детали его произведений несут особую смысловую нагрузку. Также и действующие лица, которых писатель, казалось бы, упомянул мимоходом, на самом деле выполняют важную роль – раскрывают нравственные проблемы, которые волновали автора. Отчасти понять их поможет и краткое содержание рассказа Паустовского «Телеграмма» и анализ, представленные ниже. Параллельно рассмотрим и детали, подчеркивающие тему, и проблемы, затрагиваемые автором.
Катерина Петровна
Стояли синеватые пасмурные дни октября, в этом году он был на редкость дождливый. Катерине Петровне все труднее было вставать по утрам. Она доживала свои дни в старом мемориальном доме, построенном отцом. После его смерти дом охранялся областным музеем. На стенах висели картины, на которых ничего нельзя было разобрать: возможно, они потускнели от времени, а может быть ,глаза Катерины Петровны стали плохо видеть.
Рассказ «Телеграмма» Паустовского начинается с описания хмурой осенней погоды, и на фоне ее выделяется маленькая деталь – подсолнечник у забора. Осенний пейзаж как будто передает состояние Катерины Петровны, а подсолнух подчеркивает одинокую старость.
Последняя обитательница дома смотрела на «Вестник Европы», пылившийся на полках, и думала, что в Заборье не с кем поговорить о картинах, о Париже. Не с Манюшей же об этом беседовать, дочерью соседа. Она каждый день прибегала то воды принести, то полы подмести. Катерина Петровна дарила девочке страусовые перья, старые перчатки и шляпу, на что Манюша отвечала, что сдаст их в утиль.
Еще одна важная деталь, которой уделяет внимание К. Г. Паустовский в «Телеграмме» – памятные вещи, которые старушка дарила. Не отдавала за ненадобностью, а дарила дорогие для нее, ставшие частичкой жизни Катерины Петровны, вещи, которые, как оказалось, никому, кроме нее, не нужны.
И в одиночестве жестоком
Иногда заходил старый сторож, помнивший еще отца Катерины Петровны. Он убирал засохшие деревья в саду, пилил и колол дрова. И всегда спрашивал, пишет ли Настя. Не дождавшись ответа, он уходил, а Катерина Петровна начинала плакать. И лишь керосиновый ночник, казалось, был единственным живым существом в старом доме.
Эта маленькая деталь подчеркивает одиночество героини «Телеграммы». Проблему Паустовский усиливает, показывая безмерность ее одиночества, словами «без слабого огня». Старушка была настолько одинока, что даже огонек ночника помогал ей, иначе не знала Катерина Петровна как дожить до утра.
Писем от Насти мать не получала, но почтарь Василий приносил от дочери денежные переводы, которые извещали, что Настя очень занята, нет времени даже на письмо. Однажды ночью кто-то стучал в калитку, заколоченную несколько лет. Старушка вышла посмотреть, кто стучит, но там никого не оказалось.
И снова подчеркивает Паустовский в «Телеграмме» тему одиночества – не открывавшаяся несколько лет калитка.
Остановилась Катерина Петровна на обратном пути возле клена, который она посадила будучи молодой девушкой. Он стоял пожелтевший и озябший, и некуда было клену деться от бесприютной ветреной ночи. Пожалела она его и побрела домой.
Автор подчеркивает, что Катерина Петровна воспринимает дерево как живое и отождествляет с ним свое состояние беспомощности и одиночества.
В ту же ночь написала письмо ненаглядной дочери и просила ее приехать хоть на день. Сообщила, что очень больна, и хотела бы увидеться с ней перед смертью. Манюша письмо отнесла на почту и долго толкала его в ящик, словно заглядывала внутрь. Но там только жестяная пустота.
Кажется, чего необычного в том, что почтовый жестяной ящик пуст? Но К. Г. Паустовский в «Телеграмме» в каждую деталь вкладывает смысл: пустота – бездушие дочери.
Дочь Настя
Еще одна героиня рассказа Паустовского «Телеграмма» – Настя. Она много лет назад уехала из Заборья. Жила в Ленинграде и работала в Союзе художников. Занималась организацией конкурсов и выставок, которые отнимали много времени. Даже вот письмо от матери и то прочесть некогда. «Пишет, значит, жива», – подумала Настя. Спрятала письмо в сумочку не читая и отправилась в мастерскую скульптора Тимофеева.
Анализ «Телеграммы» Паустовского показывает, что автор поднимает серьезные нравственные проблемы: разобщенность близких людей, их отдаление и нежелание показать чувства. Три года Настя не видела маму, которая никогда не надоедала упреками и жалобами. И, получив весточку от самого родного и близкого человека, она спрятала письмо, не читая. Этими словами писатель подчеркнул равнодушие и черствость героини.
Промозглый осенний ветер забрался и в мастерскую Тимофеева, который рассказывал о том, как тепло в студии коллеги Першина. Тимофеев жаловался на холод, на ревматизм. Настя пообещала ему помочь и попросила художника показать ей Гоголя. Тимофеев подошел к скульптуре великого писателя и сдернул с нее ткань. Настя вздрогнула. На нее насмешливо смотрел сутулый человек, и она видела, как на его виске бьется склеротическая жилка.
Почему Паустовский выбрал именно скульптуру Гоголя? Как известно, великий сатирик обладал удивительной способностью угадывать человека. Что этим хотел сказать Паустовский? Анализ «Телеграммы» показывает, что в рассказе автор поднимает и тему воздействия искусства на человека. Насте показалось, что Гоголь смотрит на нее насмешливо, словно разглядел ее показную доброту и черствую душу. Настя тут же укоряет себя, что письмо-то в сумочке лежит нераспечатанное.
Телеграмма
Две недели Настя занималась устройством выставки. В день открытия пришли известные художники и скульпторы – обсуждали и хвалили работы Тимофеева. Вошла курьер Даша и вручила телеграмму, смысл которой дошел до Насти не сразу. Поначалу она подумала, что это не ей, но обратный адрес, где было написано слово «Заборье», развеял сомнения. Настя нахмурилась, скомкала телеграмму, и слушала выступление Першина, который рассыпался благодарностями в ее адрес, отмечая, что в лице Анастасии Семеновны забота о человеке стала реальностью.
В рассказе Паустовского «Телеграмма» равнодушие и отзывчивость Насти стоят рядом. Отзывчивая к посторонним людям, она равнодушно отнеслась к письму матери. И казалось бы, получив телеграмму, что самый близкий и родной человек умирает, она должна была бежать к маме со всех ног, чтобы успеть, чтобы увидеть, услышать и обнять ее еще хоть раз. Но Настя скомкала телеграмму. В двух словах, пока с кафедры неслось о заботе, автор выразил жестокость, лицемерие, равнодушие дочери.
Старый художник, озабоченный задумчивым видом Насти, подошел, тронул ее за руку и поинтересовался, не телеграмма ли ее так встревожила? Настя сказал, что телеграмма от знакомой, ничего ужасного не произошло, но весь вечер ощущала на себе пронзительный и тяжелый взгляд. Кто бы это мог быть? Настя подняла глаза: на нее, усмехаясь, смотрел Гоголь.
Произведение «Телеграмма» Паустовский продолжает словами из письма Катерины Петровны: «Ненаглядная моя» – обращалась к Насте мать. Настя села на скамейку и заплакала. Она поняла, что никто и никогда не любил ее так, как мама. Тем же вечером Настя уехала в Заборье.
Заборье
Тихон отправился на почту, пошептался о чем-то с Василием, осторожно нацарапал что-то на телеграфном бланке и поплелся к Катерине Петровне. Она не вставала уже десятый день. Манюша не отходила от нее шестые сутки и успокаивалась только тогда, когда Катерина Петровна шевелилась под одеялом. Вошел Тихон, сказал, что на улице похолодало, дорогу прибьет морозцем, и Насте теперь сподручнее будет доехать, и неуверенным голосом прочел телеграмму, которую сам же принес.
Катерина Петровна отвернулась к стенке. Тихон сидел и вздыхал в прихожей, пока Манюше не позвала его в комнату старушки. Она лежала бледная и маленькая. «Не дождалась», – вздохнул Тихон и вышел. На следующий день старики и ребята хоронили Катерину Петровну.
Здесь появляется в «Телеграмме» Паустовского героиня, молодая учительница, которой он уделил всего несколько строчек. В них совершенно незнакомый человек отдает дань уважения женщине-матери.
У молодой учительницы такая же старенькая седая мама осталась в уездном городе. Учительница вздохнула и медленно пошла за гробом, спрашивая у людей, одинока ли была умершая? На что ей ответили, что есть у Катерины Петровны дочка в Ленинграде. Но, видимо, так высоко взлетела, что на похороны к матери выбраться не смогла. Учительница подошла к гробу, поцеловала руку Катерины Петровны и долго слушала, как за ее спиной переговариваются старики.
Настя приехала в село после похорон и застала только могильный холмик. Осмотрела комнату матери, из которой жизнь, казалось, ушла давным-давно и, крадучись, чтобы никто ее не увидел, уехала из Заборья. И никто, кроме Катерины Петровны, не мог снять невыносимой тяжести с ее души.
Между строк
В рассказе Константина Паустовского «Телеграмма» между строк можно прочитать многое о семье, живущей в старом доме. Катерина Петровна живет среди картин своего отца и его друзей. Сам Крамской был его другом, эскиз к его картине занимает в доме почетное место. Журнал «Вестник Европы» читали и Катерина Петровна, и ее отец. В нем печатались произведения русских писателей Соловьева, Островского, Тургенева, Гончарова. На этой классической литературе выросли обитатели дома.
Катерина Петровна летом 1885 года была с отцом в Париже, именно тогда умер Виктор Гюго, на похоронах которого она была. Похоронена она была не рядом с отцом. Никто из присутствующих не вспомнил, что она была дочерью известного художника. Не потому ли, что жители села, оказывавшие Катерине Петровне посильную помощь, не понимали значимости и ценности картин, висящих на стенах ее дома?
Так, мимолетно, показал Паустовский огромную духовную пропасть между интеллигенцией и крестьянством России. Очевидно, вклад художника в российское искусство был большим, так как дом был мемориальным. Почему в кавычках это слово написал Паустовский в «Телеграмме»? Равнодушие и отзывчивость и здесь стоят рядом. С одной стороны — равнодушие государства, под охраной которого находился дом, а значит и картины, потускневшие и забытые. С другой — отзывчивость простого сторожа. Из жалости Тихон помогал Катерине Петровне по хозяйству. И он единственный, кто помнил художника и, вероятно, не осознавал истинную ценность картин, но смотрел на них с почтением и вздыхал: «Работа натуральная!»
Зарубки на сердце
В «Золотой розе» автор написал историю создания рассказа «Телеграмма». Дату написания Паустовский не уточнил, но рассказал трогательную историю, на основе которой он создал свой шедевр. Глава «Зарубки на сердце» знакомит с прототипами этого рассказа. Одно время Паустовский жил под Рязанью, в усадьбе знаменитого когда-то гравера Пожалостина. Единственная дочь хозяйки дома забыла о матери, и высылала из Ленинграда только переводы.
По вечерам писатель ходил пить чай к Катерине Ивановне. Видела хозяйка усадьбы плохо, и по два-три раза на день к ней забегала соседская девочка Нюрка. Катерина Ивановна жила когда-то в Париже, знала Тургенева и присутствовала на похоронах Гюго. Она давала Паустовскому почитать связку желтых писем, оставшихся от отца.
Паустовский пишет, что телеграмму Насте отослал он, сообщая о смерти ее матери. Нюрка отдала писателю конверт, в котором Катерина Ивановна написала, в чем ее хоронить. Паустовский увидел хозяйку усадьбы уже прибранную – она лежала в золотистом бальном платье со шлейфом, в черных замшевых туфельках. Настя приехала через три дня после похорон.
В своей автобиографии Паустовский рассказывал о том, что на войне у него погибли два брата. У писателя осталась только полуслепая сестра. Не ее ли беспомощный облик лег в основу характеристики главной героини рассказа? Думается, не только образ дочери Пожалостина нашел отражение в героине романа. Но и другие, дорогие сердцу автора образы близких людей, которых он изобразил с такой любовью, тоской и искренним сожалением.
Пока не поздно
Каков жанр «Телеграммы» Паустовского? Это рассказ, на нескольких страницах которого автор поднимает важные проблемы: одиночество, материнскую любовь, проблему отцов и детей. Композиционно рассказ делится на три части, одна из которых рассказывает о матери, вторая о дочери, а в третьей происходит трагическая развязка.
Полуслепая старушка, живет среди своих воспоминаний. Только они остались с ней, даже собственной дочери Катерина Петровна не нужна.
Настя, молодая женщина, занята карьерой – она с упоением помогает молодым художникам, организует выставки. Ей некогда заниматься проблемами своей матери. Написала письмо? Значит, жива. Зачем куда-то ехать? Терять драгоценное время? Смотреть на картины, засиженные мухами? Слушать рассказы, слышанные не один раз? Скучно. Успеется. Потом.
Произведение Паустовского «Телеграмма» в жанре рассказа напоминает, что все нужно делать вовремя. Заботиться о близких и родных, говорить им слова любви, проводить с ними больше времени. Всегда ли мы знаем цену нашего покоя и счастья, оплаченного самозабвением матери? Старинное слово, практически вышедшее из обихода повседневной речи, как нельзя лучше характеризует истинную материнскую любовь. Самозабвение – забыть себя ради ребенка.
А всегда ли мы помним о маме? За суетой жизни, нехваткой времени, погоней за карьерой можно опоздать. Как это случилось с героиней рассказа Настей. Как показал анализ «Телеграммы» Паустовского, дочь Катерины Петровны не была совершенно бездушным человеком. Она заботилась о своих коллегах, но для единственного человека, самого родного и близкого, который ничего не требовал от нее, не высказывал недовольства, а просто хотел немного тепла и внимания, она не нашла времени.
Название рассказа
Почему так назван рассказ Паустовского «Телеграмма»? Отзывы читателей, до глубины души тронутых этим рассказом, сходятся в одном – это телеграмма нам, читателям, сообщающая о том, что жизнь быстротечна, и надо беречь и ценить своих близких.
В рассказе даны две телеграммы. Настоящая послана сторожем Насте в Ленинград. Другая телеграмма выдумана тем же Тихоном. Он придумал ее для того, чтобы поселить в сердце умирающей матери надежду. Катерина Петровна догадалась, но поблагодарила сторожа за ласку и добро.
Но ошибочно предполагать, что заголовок – это отражение двух телеграмм. Мастер слова Паустовский взвешивал каждое слово. И, в свете строительства социалистического государства, призывающего думать сначала о Родине, а потом о семье, писатель своей «Телеграммой» напоминает – не забывайте своих близких.
Источник: fb.ru