37-летний Игорь Гарбушин (фамилия изменена) недавно вышел на свободу. Мужчина, что называется, отсидел от звонка до звонка. Попал за решетку из-за супруги, которую приревновал к своему же приятелю. Гарбушин крепко избил обоих, заподозрив в адюльтере, а в итоге три года лишения свободы. Но эта история не про любовный треугольник с криминальным оттенком, а о том, как вернуться к нормальной жизни после освобождения из колонии. Вернее, о том, можно ли это сделать, имея большое желание жить правильно.
Так получилось, что возвращаться Игорю было некуда — мать умерла через год после того, как его посадили, а квартиру переоформила на себя бывшая теперь уже супруга. Переоформила, продала и уехала. Друзей тоже как подменили, большого желания помочь с трудоустройством, тем более приютить на время у себя в доме, никто из них не имел. На бывшей работе об Игоре и слышать не хотели, а в других фирмах говорили, что зэков, хотя и бывших, на работу не берут.
рбушину с его слов, иногда даже приходилось просить милостыню, чтобы не умереть с голода. Вот тогда он понял, почем фунт лиха. Найти работу мужчине удалось только через полгода — он устроился на стройку при помощи одного опера из уголовного розыска, который когда-то вел его дело. Правда платят немного, но в его положении и это — удача. Сейчас мужчина живет на даче своего работодателя, планирует выкупить ее, как только это станет возможным.
Другой бывший заключенный Михаил работу нашел почти сразу — повезло. Правда, парня сгубила любовь к сорокаградусной. Руки золотые, а горло слабое. Как только он эту слабость проявил на работе в мастерской, так его сразу же оттуда и попросили.
А вот Мереке и к алкоголю равнодушен, но с ленью бороться не мог. Он и до зоны-то в свои 38 отработал не больше двух лет, а теперь сидит на шее у старой матери. Мереке отсидел за грабеж — отобрал у женщины телефон и сумку. А недавно его снова посадили, статья прежняя — грабеж.
Что до 27-летнего Айбека, то парню не повезло с самого рождения. Мать умерла при родах, отец погиб в аварии вместе с тетей и ее двумя детьми. Парень отсидел за то, что избил незнакомца, пытавшегося заигрывать с его четырехлетней дочкой. Айбек верил своим глазам, однако, свидетелей не нашлось, а пострадавший оказался родственником чиновника. На воле парня ждало еще одно горе — умерла жена, а дочку за неимением близких родственников отдали в детдом. Сейчас Айбек пытается вернуть ее обратно. Благо, есть друг, который помог с работой.
Некоторые бывшие заключенные, несмотря на прошлое, заслуживают лучшей участи. Так считает прокурор Актау Талгат Алибаев, призывающий работодателей оказать содействие бывшим заключенным. Свое мнение он подкрепляет статистикой — из 537 человек, освободившихся из мест заключения, лишь половина имеет работу. «Этим людям сложно возвращаться в социальную среду, приходится преодолевать различные трудности: отсутствие жилья, работы, трудности получения социальных выплат», — говорит прокурор. С этого момента бывшим заключенным будут помогать с работой. Проект «Дорога в жизнь», направленный на обеспечение трудоустройства бывших заключенных, инициирован генпрокуратурой РК. В ведомстве поясняют, что такая необходимость есть. Дело не только в лояльности. Это люди, которые приходят в общество, и если они не устроены, то ничего хорошего ожидать не стоит. Практика показывает, что многие бывшие заключенные вновь совершают преступления. Это могут подтвердить и сотрудники уголовного розыска. В списке их «клиентов» 39-летний Андрей, который все время возвращается к ним, а затем и на зону — кражи, грабежи, мошенничества…
А нам больше подавай…
С инициативой прокурорских работников согласились многие. Проблема в том, что 40-50 тысяч тенге заработной платы которую предлагают бывшим заключенным бюджетные организации, устраивают отнюдь не всех бывших сидельцев. Некоторым подавай 200, а то и 250 тысяч тенге, на меньшее они не согласны.
Хотя есть и те, которые готовы работать и за эту сумму, была бы только работа. Вот им и стоит помочь в первую очередь, — считает прокурор. Он говорит, что не согласен с частными компаниями, которые игнорируют таких людей только из-за их прошлого. Понятно, когда речь идет об убийце и насильнике и другое, когда мы говорим о таких людях, как, к примеру, Айбек.
Как поведешь дело…
А есть еще Николай Путилов (фамилия изменена), который после трех лет тюрьмы за «телеску» сумел не только подняться, став владельцем небольшой фирмы, но и успешно женился и воспитывает сейчас троих детей.
Николай, освободившись из мест не столь отдаленных, штаны не просиживал, искал работу, обил пороги едва ли не всех фирм, где, по его мнению, его способности могли бы пригодиться. Работодателям молодой мужчина был симпатичен — видно, что трудолюбивый, большой зарплаты не просит, но как только они узнавали про его судимость, захлопывали двери перед носом. И только один из владельцев небольшой компании Арман С-ов на прошлое Николая, закрыл глаза. Сначала мужчина нанял Николая разнорабочим, после предложил стать его водителем, а уже через два года бывший заключенный стал его правой рукой. Сейчас они друзья. Как рассказывает Арман С-ов: «У меня были друзья, много друзей, но когда настал трудный период моей жизни, друзья куда-то пропали. Остался только Николай, он здорово помог. Так что там, на зоне, есть люди, которые гораздо лучше тех, кто на свободе».
Хотя, конечно, есть и другие случаи, когда бывшие заключенные в ответ на доброту платили черной неблагодарностью.
Скромный, вкусно готовит, по фене не ботает…
Как-то мои хорошие знакомые попросили найти работу своему родственнику, бывшему заключенному. Я с ним встретилась, помогла составить резюме. Получилось как-то так: До института успел поработать водителем в фирме. Умеет ремонтировать автомашины, разбирается в электроприборах, имеются какие-то навыки в строительстве, есть водительские права. Приверженности к блатной субкультуре нет, владеет тремя языками, хорошо поет, вкусно готовит, возраст 32 года. Сидел за побои, в подробности не вдавалась. Взяв резюме, пошла вместе с А., к одному знакомому — директору ТОО. Первые строки директор читал, посвистывая от удовольствия, а на последних немного сник. Я его, конечно, понимаю, но и человеку помочь хочется, видно — неплохой, способный. Директор обещал что-нибудь придумать и через неделю перезванивает и говорит — «А давай попробуем, в конце концов, уволить всегда успеем».
Интересно, что многим бывшим заключенным устроиться на работу мешает не столько сама судимость, сколько привычки из зоны. Знающие в этом толк люди говорят, что не всем и не сразу удается избавиться от этих самых привычек — сутулости, скованности, сидения на корточках, блатного лексикона. Специалисты также говорят, что бывшие арестанты не должны ставить на себе крест и опускать руки в случае, если сразу не нашли работу. Надо выработать новый стиль общения и новые знакомства. Пусть двигаются — ломают страх перед новым в его жизни — больше общения с людьми и хороших эмоций и ни у кого не возникнет мысли о его грехах — а там оценят и примут на хорошую работу. Чтобы экс-осуждённый не принялся за старое, надо совсем немного: помочь найти работу, дать временное пристанище и провести курсы социальной адаптации.
В завершение еще один пример. Последние пять лет Сергей провёл за решёткой. Надеялся, что на выходе из тюрьмы его встретят родные и жизнь наладится. Не наладилась. Родственники отвернулись, паспорт утерян, а в кармане ни гроша.
Сергей упорно на протяжении двух месяцев ходил в автомастерскую (мечтал ремонтировать машины) и едва не довел до нервного срыва ее владельца. Последний собирался было вызвать полицию, но, случайно услышав, как Сергей играет на гитаре, решил не торопиться. Слабость была у того мужчины к гитаре, к музыке. В общем, взял парня мастером. Сейчас Сергей один из лучших в этом деле и один из немногих, кто не доставляет работодателю проблем с выпивкой. Выпивка на работе и после нее, согласитесь — беда. Случаев, когда пьяные работники автомастерских угоняют машины, чтобы просто покататься — пруд пруди. Но это уже совсем другая история.
Фото автора
Источник: www.lada.kz
Детство у Сергея Новака* было непростым. Отца посадили за драку. Из мест лишения свободы он не вернулся — умер от туберкулеза. Мать одна воспитывала двоих сыновей. Старший, Андрей, по мнению брата, «стал человеком»: закончил ПТУ, устроился на работу, женился. Биография «чистая» — что называется, не судим, не привлекался. С утра до ночи трудится на небольшом предприятии, получает пусть небольшую, зато честную зарплату. Молодого человека такая жизнь устраивает.
Чего нельзя сказать о Сергее. Тот с детства для себя решил, что непременно будет жить так, чтобы не считать копейки до получки.
Раскаяния тогда не было — оно пришло позже
— На высшее образование для меня у матери денег не было, — вспоминает Сергей Новак. — Я знал, что рассчитывать придется только на себя. И даже поступил в ПТУ, которое заканчивал мой брат. Думал, вот получу профессию, устроюсь на работу, потом поступлю в институт. А там все у меня будет, как у людей.
Так бы и жил он, имея цель и веря в будущее. Но время внесло свои коррективы. На третьем курсе парень связался с плохой компанией. Причем не считал ее таковой: да, ребята промышляли воровством, но Сергей, как и многие, мало в юности думал о морали. В его жизни появились новые друзья, приключения и риск, а главное — легкие деньги, которые он тратил без счета. Совесть наш герой успокаивал тем, что если у богатого взять немножко, то… это не кража, а просто дележка.
Не прошло и года, с тех пор как молодой человек влился в плотные ряды себе подобных, его осудили по статье 158 («Кража, совершенная организованной группой»). Приговор подвел черту под бесшабашной юностью: ближайшие девять лет Сергею предстояло провести в местах не столь отдаленных.
— Больше всего было жаль даже не мать, которая плакала на суде, — вспоминает Сергей. — Себя тоже было жалко. Закон? Нет, не думал. Его все нарушают. Другие воруют намного больше. А я воровал, чтобы жить по-человечески. Чтобы девушку свозить на юг, чтобы мать в санаторий отправить. Чтобы одеться прилично. Это я тогда так думал. Раскаяния не было. Те, кто раскаивается на суде, — врут. Они жалеют лишь об одном: что попались. Для того чтобы осознать все — нужно время.
Одинокая девушка ищет друга
Времени думать у Сергея было более чем достаточно. Через полтора года отсидки пришло страшное известие. Брат прислал короткое письмо, что мама заболела и умерла в больнице. В постскриптуме попросил не беспокоить его больше.
Так Сергей остался один.
С Мариной он познакомился через газету. Шел четвертый год заключения, 24-летнему парню элементарно не хватало общения. И он написал стандартное объявление: «Познакомлюсь с девушкой для серьезных отношений. Нахожусь в местах лишения свободы». К тому времени Сергей сильно изменился. От былого авантюризма ничего не осталось. Он представлял, как освободится, найдет работу, получит-таки образование. Обязательно женится.
— Это как сказка на ночь: я каждый вечер представлял себе, как буду жить на воле. — Сергей словно возвращается в то время. — Так хотелось верить в то, что все будет хорошо, стоит только выйти на свободу. О том, что биография уже подпорчена, как-то не думалось.
Видимо, мысли на самом деле материальны. Сергей не слишком рассчитывал, что кто-то откликнется на его объявление. Но, безусловно, надеялся.
— Я до сих пор не понимаю, почему она мне написала, — бывший вор бережно достал из портмоне фотографию. — Этот снимок Маринка мне прислала с первым письмом.
На фото — миловидная девушка в очках лет двадцати пяти, очень серьезная. В письме она сообщала, что детдомовская, живет одна в пригороде Петербурга. Была замужем, но «не сошлись характерами». С любителями выпить вообще сложно характерами сойтись. Написала, что ничего не обещает, просто ей нужен друг. Пусть даже по переписке.
И спустя какое-то время Сергей и Марина действительно подружились. Что они только не обсуждали в письмах: любовь, предательство, ошибки юности!
Спасибо, что писала. Беспокоить не буду
— А я все равно мечтал, что выйду на свободу, мы увидимся и будем вместе, — вспоминает Сергей Новак. — На зоне все верят в сказки.
Но с каждым днем мечты заключенного становились все более робкими. Уже не казалось радужным будущее: мать умерла, брат его знать не хочет. Куда идти? Что будет с работой? Кому нужен зэк? Письма Марине он писал все более грустные, и девушка вдруг перестала отвечать.
День освобождения запомнил до мелочей.
— Первой мыслью было: «Скоро вернусь обратно», — улыбается Сергей. — В смысле за решетку. Впереди ни перспектив, ни дома, ни родных. Чем еще заниматься? Я же, кроме как воровать, ничего делать не умел толком. Как говорил герой Василия Шукшина: «Никем не могу быть на этой земле. Только вором!»
Но оказалось, что Сергея встречают. Он сначала не узнал ее, ту девушку с фотографии. Просто не ожидал ее увидеть. Но одного взгляда было достаточно, чтобы вернулась уверенность: теперь у Сергея будет новая жизнь.
— Я когда узнала, что скоро Сережа освобождается, испугалась, — вспоминает Марина Скорокова*. — Да, мы переписывались почти пять лет, и я успела его хорошо узнать. Насколько это возможно было в той ситуации. Но был страх: что скажут окружающие? Последнее письмо он отправил мне незадолго до освобождения, к тому времени я давно перестала отвечать ему. Он лишь поблагодарил, что помогала ему пережить это время в исправительном учреждении, и обещал меня не беспокоить. Когда я поняла, что это его последнее письмо, стало вдруг очень грустно. И я решила, что все не должно закончиться так. Ну кто из нас в молодости не совершал ошибок? Сергей за свои расплатился. А еще вдруг подумалось: люди все разные. Вспомнился бывший муж: он ведь тоже преступник — выпивал, бил меня. Он не лучше Сергея, а хуже, хоть и несудимый. А у Сережи просто жизнь так сложилась. И я поехала его встречать.
Сергей понял…
Он твердо решил не возвращаться на кривую дорожку. Ведь теперь у него была Марина. И первым делом бывший зэк принялся искать работу. Как и следовало ожидать, это было нелегко.
— Мне отказали шестнадцать работодателей! — вспоминает Сергей Новак. — Я звонил по всем объявлениям, хватался за все вакансии. Ходил устраиваться паркетчиком, грузчиком в порт, разнорабочим на стройку, сборщиком мебели. Всего и не упомнить, почти полгода работу искал. Отказывали в основном из-за того, что я судим. Так прямо и заявляли. Все это время мы жили на зарплату Марины, но много ли получает библиотекарь?
Но Сергею вдруг повезло. Сосед, частный предприниматель, предложил ему стать шофером. Зарплата небольшая, но на тот момент это казалось пределом мечтаний.
Марине тоже пришлось нелегко — знакомые смотрели косо, подруги вдруг перестали ходить в гости и к себе не звали.
— Мне одна соседка однажды сказала: привезла зэка, теперь всем житья не будет, — вздыхает девушка. — Мол, жди, еще дружки понаедут, будут куролесить. Очень хотелось ответить ей, что ее муж-алкоголик мешает жить всему подъезду, даром что несудимый. Но разве их переубедишь? Сложился стереотип, что от людей с тюремным прошлым можно ожидать чего угодно и лучше с ними не связываться.
…Они женаты уже три года. За это время Марина ни разу не пожалела, что связала свою жизнь с бывшим заключенным:
— У него была возможность сравнить. Он многое видел, многое пережил и теперь дорожит тем, что у него есть. У нас семья, оба работаем. Сейчас если получится с жильем — будем думать о детях. Сергей семьянин, я за ним действительно «ЗА мужем».
КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА
Освобождаются — и живут рядом с нами
Психолог Юлия Осокина (Психологический центр «Возрождение»):
— Сейчас отношение общества к бывшим заключенным более гуманное. Люди старшего поколения, жившие при СССР, относятся к ранее судимым крайне негативно и настороженно. Те же, чье детство пришлось на 90-е, к этим людям более лояльны.
Что касается их адаптации к нормальной жизни — это достаточно сложно. Каждый случай индивидуальный. Человеку приходится заново привыкать жить в обществе, начинать работать. Очень важна поддержка родных — если у человека есть ради кого жить, есть семья, которая ему помогает, то у него все шансы стать полноценным членом общества. Но бывает и по-другому. Отбыв наказание, осужденный после выхода на свободу остается совершенно один, трудо-устроиться по каким-то причинам не может и снова совершает преступление.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
В Петербурге отмечен рост рецидивной преступности
По информации ГУ МВД по Петербургу и Ленинградской области, по итогам первого полугодия 2011 года в Петербурге количество правонарушений, совершенных ранее судимыми гражданами, возросло на семнадцать с половиной процентов.
Рост повторного криминала отмечен во всех районах города, особенно в Приморском: здесь число рецидивных преступлений увеличилось на 249 процентов! Также сомнительное лидерство удерживают Выборгский, Калининский и Колпинский районы: плюс 54,6, 53,9 и 74,6 процента соответственно.
К осужденным относятся настороженно
Отношение общества к ним неоднозначно. Одни говорят, что оступиться может каждый. И где-нибудь в глубинке нашей родины большая часть населения либо сами отсидели, либо родственникам передачи посылали. Корреспонденты «Комсомолки» провели опрос среди петербуржцев, являются ли ранее судимые люди социально опасными.
Выяснилось, что женщины, побывавшие в местах не столь отдаленных, по мнению жителей нашего города, менее опасны, чем мужчины.
ОСОБЫЙ СЛУЧАЙ
Сам выбрал правильный путь
Нашлись те, кто в трудную минуту поддержал человека.
— Рецидивные преступления совершают в основном из-за того, что не могут найти работу, — рассказал бывший участковый Красногвардейского района Андрей Воронов. — Когда человек в безвыходной, как ему кажется, ситуации, не может или не хочет найти работу, от него вполне можно ожидать новых правонарушений. Кстати, как следует из моей практики, самый высокий процент повторного криминала — среди наркоманов.
Задача участкового — отслеживать возможные преступные связи бывших заключенных, беседовать с соседями и родственниками, проводить разъяснительную работу с самими освобожденными. Короче, помогать им.
К сожалению, исправившихся меньше, чем тех, кто снова встает на кривую дорожку. Тут мало усилий только правоохранительных органов. Нужно, чтобы человек сам захотел быть полноценным членом общества.
У Андрея Воронова на участке был один интересный случай.
— Пришел ко мне рецидивист. Сидел дважды, последний раз четыре года за разбой, — вспоминает он. — Меня попросил помочь вселиться в квартиру. Ордер у него был, но соседи были против — квартира-то коммунальная. Я помог уладить вопрос с соседями, потом устроил парня на работу грузчиком. Мы с ним вообще как-то подружились. Он, как и я, спортсмен, рост под два метра. Даже пытался потом стать дружинником, но из-за судимости не получилось. Зато часто мне помогал, когда понятые требовались, по первому звонку прибегал, никогда не отказывал. Я уже давно участковым не работаю, а он до сих пор мне звонит, поздравляет с Днем полиции. У него все хорошо: женился парень, дети есть, два мальчика. Меня крестным даже позвал. В общем, он теперь полноценный член общества, а все потому, что сам захотел исправиться. Никто и не подумает, глядя на отца семейства, что у него, как выражаются зэки, две «ходки».
КСТАТИ
В Петербурге Комитет по труду и занятости населения ежегодно проводит специализированные ярмарки вакансий. Приглашают всех, кто не может найти работу, в том числе и лиц, отбывавших наказание в местах лишения свободы. Есть в городе такие организации, кто готов предоставить работу этой категории граждан. Больше всего вакансий в сфере строительства.
— Не все готовы брать на работу сотрудников, ранее судимых, — рассказали в пресс-службе Комитета по труду и занятости населения. — Мы понимаем, что из-за невозможности трудоустроиться бывшие заключенные снова решаются на преступления. Наша задача — помочь таким людям, дать им возможность честно работать и жить.
На ярмарке есть много вакансий, предполагающих предоставление жилья и не требующих специальной профессиональной подготовки. К примеру, каменщик, бетонщик, маляр, подсобный рабочий, сторож.
Кроме того, на ярмарке работают специалисты ведомств, оказывающих содействие в трудоустройстве лицам, имеющим судимость. Это сотрудники УФМС, ГУВД, УФСИН и органов социального обеспечения. Все желающие могут получить бесплатную консультацию.
КОМПЕТЕНТНО
В исправительных учреждениях можно получить профессию и поступить в вуз
— На базе исправительных учреждений проводится обучение заключенных, — рассказал исполняющий обязанности начальника пресс-службы УФСИН Александр Зубов. — Многие попадают в колонии, не имея даже школьного аттестата. Но перед выходом на свободу все желающие могут получить среднее образование. А у некоторых есть даже возможность поступить и учиться в вузах!
Как это происходит? Осужденный сдает вступительные экзамены и три года учится дистанционно. Если срок еще не закончился, то оформляет академический отпуск и доучивается уже после освобождения. Правда, желающих получить высшее образование совсем немного. Гораздо больше тех, кто хочет получить рабочую специальность.
Кроме того, в каждом исправительном учреждении можно обучиться компьютерной грамотности. Будет проще устроиться на работу. Все обучение для заключенных бесплатное.
*Фамилии героев истории по понятным причинам изменены.
Источник: www.tumen.kp.ru
Ворота открываются, человек со справкой об освобождении возвращается в нашу жизнь. Как жить дальше? Количество рецидивов огромно. Почему 60% заключенных сидят по второму и третьему разу?
Ворота открываются, и человек со справкой об освобождении возвращается в нашу жизнь. Как он будет жить дальше? Почему так велика вероятность, что он опять свернет на скользкую дорожку?
В колонии
В обществе подчас бытует мнение: если человек совершил преступление, то лишение свободы – это еще не наказание. Он должен страдать, терпеть лишения, ограничения во всем, он должен лишиться своего «я». Он должен жить по правилам тюремного отряда: если кто-то провинился, наказание понесут все. По этой логике, заключенный, нахлебавшись вдоволь такой жизни, не захочет повторения. Практика показывает – не получается, эта система не работает.
По данным ФСИН численность заключенных уменьшается, но пока остается в пределах миллиона человек. Это очень много, к тому же численность населения России неуклонно сокращается. Вот и выходит, что процент преступности остается на прежнем уровне. Такая высокая преступность, кроме страха за жизнь свою и близких, за безопасность в домах и на улицах, означает еще и колоссальные потери наших с вами денег, бюджетных средств. В среднем содержание одного заключенного обходится бюджету в 33 тысячи рублей в год. На начало 2012 года в колониях наказание отбывали 755 648 человек. Получается около 260 млрд рублей. А еще оплата труда работников колоний, штата, который по численности занимает второе место после «Почты России». Даже официальная статистика показывает огромную рецидивную преступность: 60% заключенных сидят по второму, третьему и более разу. Почему так получается?
Личность заключенного подавляется годами заключения. Он надолго выпадает из общества, его нужно социализировать. На воле он чувствует себя чужаком, не знает, в какое учреждение идти, как обратиться к чиновникам, работодателям. В колонии все было проще: за тебя думают, тобой командуют. На воле человек часто теряется и срывается. Вышел, погулял, совершил кражу, грабеж, а то и похуже – и снова в колонию. Так и крутится эта рецидивная карусель.
Как сделать реабилитацию бывших заключенных успешнее? Разговоров об этом много, а результатов мало. В колониях есть социальные работники. Они начинают работать с заключенным за шесть месяцев до освобождения, выясняют, куда человек поедет после освобождения, есть ли у него родные и близкие, имеет ли он жилье, где будет работать. Месяцы уходят на бесконечную переписку с РУВД, паспортными столами, службами занятости. Время идет, ответы приходят редко. Тогда освобожденному выдают справки о трудовой деятельности (если он работал), об обучении (если оно было), о медицинском осмотре, и главную – об освобождении из мест лишения свободы. Если заключенного отпускают «по сроку», то он – вольная птица и никому дела нет, куда он направится. Если освобождают по УДО, тут действует правило «сдал – принял». Таких освобожденных курируют уголовно-исправительные инспекции ФСИН по месту жительства.
Попробуем разобраться, откуда ждать помощи бывшим сидельцам? Кто их примет, выслушает, поможет?
Центр социальной адаптации лиц, освободившихся из мест лишения свободы № 2
Этот Центр – учреждение государственное, подведомственное комитету по социальной политике Санкт-Петербурга. Если освождаемый не может назвать места жительства, попросту говоря, ему негде жить, то колония направляет его в ЦСА. Анна Александровна Самодеенко, заместитель начальника ЦСА №2, рассказывает: «Со многими колониями Северо-Западного региона мы работаем напрямую. Я заранее знаю, кто и когда к нам приедет, даже иногда гороскоп смотрю, где ему койку отвести, Льва рядом с Козерогом никогда не поселю, мира не будет». Иногда осводившийся приезжает без паспорта. Ведь посадить человека можно без документов, достаточно опознания и решения суда. А в колонии паспорт оформлять никто не будет. Тогда за получение паспорта через суд берутся работники ЦСА. Пишут бумаги, ходят по инстанциям. За последние три года 17 подопечных Центра получили паспорта.
В Центре живут 40 человек, освободившихся из колоний. Анна Самодеенко работает здесь уже много лет. Юрист, поработавший и в милиции, и в колонии, она знакома со спецификой этой непростой работы. Ее подопечные – крепкие орешки, в колонии они хорошо научились приемам манипулирования людьми, знают, что хочет услышать от них человек, обвести вокруг пальца для них «не вопрос». Но Анну трудно сбить с толку, она прекрасно знает их приемы. Главная задача Анны Самодеенко дать своим подопечным «мальчикам», как она их называет, работу и, по возможности, помочь устроиться с жильем. Ярлык «рецидивист», поясняет Анна Самодеенко, отпугивает работодателя, и если бывший заключенный обращается за работой напрямую, без направления службы занятости, то работодатель, скорее всего, «пробьет» его по базе данных (конечно, распространие таких баз незаконно, но все их имеют) и откажет под любым предлогом. А с временной регистрацией, которую бывшие заключенные получают в ЦСА, служба занятости не ставит их на учет.
Это несправедливо, считает Анна Самодеенко, нормативно-правовую базу надо скорректировать, иначе задача найти работу становится невыполнимой и человек, помотавшись без дела, может пойти на новое правонарушение. И еще. В колониях сейчас почти замерло производство: цеха, оборудование – это все уже в прошлом. Сейчас администрация может трудоустроить лишь малый процент заключенных (по официальным данным 30%, остальные слоняются без дела). Мало учебных центров, ПТУ, заключенные теряют квалификацию, и если кто и работал до вынесения приговора, за годы отбывания срока утратил знания и умение. Службы занятости должны направлять бывших заключенных, имеющих временную регистрацию, на бесплатное обучение, переподготовку, проводить тесты по профориентации.
В ЦСА №2 режим: отбой в 24 часа, к этому времени все должны быть на месте, запрещены спиртное и наркотики. После трех письменных предупреждений нарушителя выставляют за порог. Впрочем, бывшие заключенные стараются до этого не доводить, знают, потерять такое место для них – полный крах. Здесь – горячее питание, одежда (помогает центр гуманитарных связей), «мыльное-рыльное» — предметы сангигиены, постельное белье меняют раз в неделю, отличные душевые кабины, телевизоры, попугайчики, крыска в клетке, собаки – можно душу отвести. С работой устроиться помогут, Анна Самодеенко напрямую договаривается с работодателями, понимающими ситуацию, подыскивает рабочие места с общежитием. Деньгами тоже могут помочь, но разово. От 2 до 9 тысяч рублей, в зависимости от конкретных обстоятельств.
В ЦСА можно жить полгода, потом при хорошем поведении и отсутствии очереди на освободившееся место могут разрешить пожить еще. Вот собственным жильем обзавестись невозможно. Когда-то в федеральном законодательстве была правовая норма о предоставлении жилья бывшим заключенным вне очереди. Но действовала она только три года и была отменена. Теперь, встав в очередь, можно оставаться в ней до конца жизни.
Часто, продолжает Анна Самодеенко, вернувшиеся из заключения оказываются в изоляции в собственной семье, родные сторонятся их. Клеймо «семья уголовника» припечатывается намертво. Родные попрекают: «ты нам жизнь испортил». Нужна психологическая помощь квалифицированных специалистов. Но где их найдешь? В ЦСА №2 работают и за психологов, и за педагогов: рассказывают о другой, нормальной жизни, о том, что по-настоящему ценно. Сложно поломать стереотипы зоны, психологию зоны. На зоне не живут, а существуют одним днем, приспосабливаются к обстоятельствам, с этим и выходят на волю. «Можно вывести человека из зоны, но трудно убрать зону из человека», — говорит Анна Самодеенко. И это беда всей исправительной системы – наша тюрьма никого не исправляет, только портит. До похода на зону человек сожалеет о совершенном. А после общения с бывалыми сидельцами жалеет уже о другом – что попался по-глупому. Прогноз Анны Самодеенко на будущее «мальчиков» печальный, большинство, говорит она, опять попадет на зону.
Общество социальной реабилитации
Это некомерческое партнерство создано как федеральный проект в 2006 году по инициативе органов власти. Существует не на бюджетные деньги, а на средства крупных спонсоров, например, ОАО «РЖД». Коваленко Виталий Константинович, представитель Общества по Северо-Западу, рассказывает, что в колониях знают об Обществе. Выйдя на свободу, приходят сюда за небольшой материальной помощью, за работой, в запутанных случаях – за помощью юриста. Показывает толстую книгу отзывов. Много простых, понятных историй и благодарностей: лишился жилплощади, надо было восстановить документы, нашел работу. Все это хорошо. Пока мы беседуем и просматриваем книгу, приходит бывший заключенный, только что освободившийся.
Ему 38 лет, а пришел с матерью. Пять раз сидел за кражи, сейчас освободился по УДО. Мать – инвалид и пенсионерка, скорее всего, это и был главный довод в пользу УДО. Специальности, по сути, нет, на зоне не работал, занимался организацией спортивных соревнований. Лицо ярко-розовое, кончики пальцев распухли как барабанные полочки. На вопросы отвечает коротко и заученно: «Начать новую жизнь готов. К любой работе готов. Лопатой землю рыть готов». Мать все просит о материальной помощи и сетует, что сын сидел по дурости. Это пять-то раз! Они заполняют социальную карту, договариваются о следующей встрече и уходят. Виталий Коваленко объясняет, что такие пальцы и цвет лица — следы наркотической и алкогольной интоксикации. Уклончиво делает прогноз: «Если возьмется за ум, может быть и выкарабкается». Но верится с трудом. Жалко мать, но разве нет ее вины?
«Сегодня тихий день, а бывает, до 10 человек приходят», — говорит Виталий Константинович. Он не новичок в этой работе. Выезжает в колонии Мурманской, Вологодской, Псковской областей. Знает, каково заключенным отбывать срок и как тяжело начать новую жизнь. На свободе у них все знакомства растеряны, в семье отношения напряженные, кажется, все смотрят на тебя и «считывают» уголовное прошлое. Желанная свобода есть, хочется праздника жизни, а тебе говорят об усилиях над собой, о работе, о том, что каждый день надо подниматься на одну ступеньку вверх. Многие этого осилить не могут. «Назначу встречу на десять утра, — говорит Виталий Константинович, — а он к часу является. Спал. Сон на свободе так сладок». Большинство не хочет делать никаких усилий, чтобы начать новую жизнь. Проще уйти в апатию, задурманить голову алкоголем, пойти на преступление и «загреметь» снова. Редко, но бывает, когда бывший заключенный сам пытается «сбить масло», как та лягушка. Зайдет в жилконтору – там всегда много разовой работы и добросердечных женщин – вот и заработок, и новые полезные контакты. Или просто заглянет в ближайший магазин: «Хотите, я вам пол помою за 100 рублей?» Глядишь, завтра его позовут машину разгружать. Есть такие хорошие примеры, говорит Виталий Константинович, но это – исключения.
А кому труднее реабилитироваться на свободе, мужчинам или женщинам? «Трудно сказать. Женщина стремится вить гнездо при любых обстоятельствах. Смотришь, идет к нам к назначенному часу, в руках две сумки, в зубах цигарка. Поговорит с юристом или социальным работником и пойдет домой, обед готовить. Дом для женщины – это все».
Кризисный центр помощи женщинам
Адрес Центра знаком женщинам, бывшим заключенным. Преснова Инесса Владиславовна заведует специализированным отделением социальной реадаптации женщин, оказавшихся в трудной кризисной ситуации.
Центр — учреждение государственное, бюджетное и находится в ведении комитета по социальной политике Санкт-Петербурга. Как рассказывает Инесса Преснова, сотрудники Центра каждую неделю выезжают в женскую колонию в Саблино, единственную в Ленинградской области. В колонии проводят занятия-тренинги с теми, кто готовится к освобождению. Те, кто отбывает срок «за наркотики», часто не помнят, что с ними было до колонии: ни как оказались лишенными жилья, ни как подписали документы. Иногда приходится поднимать всю историю сделок с жильем, чтобы попытаться восстановить заключенную в правах. Женщины вели такую жизнь, что приходится учить их заново, как вести себя после освобождения: куда нужно пойти, какие документы оформить, как сформулировать свою просьбу, как вести себя в официальном учреждении.
Женщины колонию переносят тяжелее, чем мужчины. В дни разрешенных посещений у ворот мужских колоний собираются очереди: жены, матери, бабушки с тяжелыми сумками приехали навестить своего сидельца. А у ворот женской колонии – никого. Мужчина – он и в колонии мужчина. Если родных нет, так найдутся «заочницы», напишут чувствительное письмо, пришлют посылку, а то и встретят после окончания срока. Осужденная женщина никому не нужна. Муж с такой женщиной разводится, детей ее передают под опеку родственников. Все ниточки оборваны. Тянет она свой срок, а о будущем старается не думать. Инесса Преснова убеждена: нужно им помогать, дать почувствовать, что они могут изменить свою жизнь.
Жилье и работа – две самые важные проблемы для освободившихся из заключения. Центр имеет стационар и отделение реабилитации. В стационаре можно пожить какое-то время, правда, получить временную регистрацию нельзя, нет юридических оснований. В Центре работают психологи, психотерапевты, юристы, есть телефон доверия. Здесь готовы помочь, но и бывшая заключенная должна стремиться к переменам. Общение дается непросто, делать это нужно чутко и бережно. Случается, что женщина взбрыкнется, если станет ей не по себе от чрезмерных назиданий и косых взглядов. Тогда только ее и видели. Специалисты Центра ценят доверие своих подопечных, которое нарабатывается на каждой встрече. Ведь работников Центра эти женщины считают «своими», а «чужими» всех остальных, способных только осуждать.
В Центр освободившиеся из колонии приходят добровольно. Бывает, появляются через полгода, когда деньги, заработанные в колонии, кончаются и начинаются трудности. Важно, говорит Инесса Преснова, чтобы еще в колонии женщины поверили, что здесь их ждут, не оттолкнут, примут в любом состоянии. Работники Центра делят женщин на тех, кто «в употреблении» и «не в употреблении», и делают так, чтобы они не пересекались на тренингах и в группах поддержки.
Иногда Центр берет под опеку всю семью бывшей заключенной. И родителям, и детям наркозависимой нужна помощь, они – «созависимые». Пока женщина отбывала наказание, они получили передышку от постоянного напряжения. С возвращением горе-родственницы из колонии часто все начинается сначала.
Нужно найти ту ниточку, за которую бывших заключенных можно удержать в нормальной жизни, не потерять их снова, не отпустить обратно в преступный мир. Мотиваций к нормальной жизни у них мало: дети, как правило, находятся под опекой бабушек и дедушек, с жильем проблемы, нет востребованной специальности. «Работу мы им находим, рабочих мест много, — говорит Инесса Владиславовна, — но на работу надо ходить. В колонии был режим, хочешь — не хочешь, его нужно соблюдать. А на воле сама себя должна контролировать».
В Центре завязываются новые знакомства, новые связи. Бывают и праздники. На них собираются целыми семьями, родители бывших заключенных, их дети. Важно, чтобы люди увидели друг друга в нормальной обстановке, в атмосфере радости, это шаг к другим отношениям, к началу спокойного разговора между людьми в семье.
Работники Центра стараются помочь своим подопечными с жильем. Был случай, вспоминает Инесса Преснова, когда одной бывшей заключенной дома житья не давали, оскорбляли, чуть не выгнали. Помогли по суду разменять квартиру. Женщина обзавелась своей комнатой и вздохнула спокойно. «С регистрацией, пусть и временной, помочь никак не можем, а вот статус БОМЖ можем оформить, полезный документ», — поясняет Инесса Преснова. Оказывается, официальный статус БОМЖ помогает получить необходимые документы для жизни и работы: СНИЛС, ИНН, медицинский полис и другие. «Недавно, — продолжает она, — оформили статус БОМЖ молодой матери и ее ребенку. Она работает, зарабатывает неплохо, снимает жилье. Органы опеки (их бывшие заключенные боятся как огня) уже не могут предъявлять претензий матери в этой ситуации, она в состоянии обеспечить нормальную жизнь себе и своему ребенку».
И все же жилье – самый больной вопрос. Когда ты молод, можно помотаться и по общежитиям, и по съемным углам. А если тебе уже 60 лет? «Сейчас в соседнем кабинете как раз такая женщина пришла на консультацию, — говорит Инесса Владиславовна, — судимостей у нее выше крыши. С юности не задалась жизнь с мачехой, озлобилась на весь свет, и пошла кража за кражей. И вот сейчас надо бы остановиться, она уже устала от колоний, а жить негде. Тяжело в таком возрасте не иметь никаких перспектив, ничего постоянного в жизни. Что ждет эту женщину?»
Бывает, что женщин, освобожденных по УДО, посылают в Центр районные уголовно-исполнительные инспекции УФСИН с направлениями «просим оказать консультации психолога, юриста». Инесса Преснова сумела привлечь профессионалов, пусть на неполную занятость, пусть не каждый день, но помощь они оказывают.
И самим работникам Центра нужна помощь. Недавно все сотрудники проходили психологический тренинг по работе с наркозависимыми. Не простая это работа – помогать людям, которых общество считает потерянными.
Как еще им помочь?
Обсуждая проблемы российской пенитенциарной системы, мы часто смотрим на Запад. Да, европейские камеры в колониях по сравнению с российскими выглядят как гостиничные номера с решетками вместо стен. Но не в квадратных метрах дело и не в телевизоре. Разумеется, европейцы, как и мы, ограничивают свободу заключенных, но в то же время они системно занимаются индивидуальной реабилитацией и недопущением рецидива.
Дело не столько в гуманном подходе, сколько в экономической целесообразности. Например, в тюрьмах Великобритании работают волонтеры, создают там коммерческие предприятия для обучения заключенных перспективным специальностям. Получаются успешные проекты: студия документальных фильмов, радиостанция, типография. В результате рецидивная преступность в странах Европы снизилась за последние годы с 25 до 20%. Появился такой опыт и в России. Александр Любимов, менеджер в области медиа технологий, учит компьютерной анимации заключенных колонии № 32 в Перми. Но это, к сожалению, единичный проект.
У нас нет четкого представления, что делать с бывшими заключенными. Говорят о службе их социального сопровождения по примеру западных стран. Но когда начнут этим заниматься, кто, и на какие деньги – непонятно. Один хороший пример уже есть. В Пермском крае, который держит лидерство по числу колоний, а, значит, и по числу освобожденных, по инициативе региональных властей организована служба сопровождения. Бывшего заключенного там курируют социальные работники, решают вопросы жилья и работы. Результаты неплохие. Среди сопровождаемых подопечных рецидивная преступность резко снизилась.
Много разговоров ведется о том, что суд отправляет в колонии и тех, кто не представляет для общества опасности. Эксперты считают, что только в крайних случаях «первоходов» нужно осуждать на реальные сроки лишения свободы. Ведь есть штрафы, исправительные работы и прочие виды принуждения. Почему бы не оставить этих преступников отбывать срок по месту жительства, передав их уголовно-исправительным инспекциям ФСИН? Там могут наладить контроль личного расписания осужденного: время пребывания дома, время на выполнение исправительных работ, время прогулок. Современные технологии позволяют обеспечить такое круглосуточное наблюдение.
Мы уже говорили о том, что есть общественные организации, работающие с бывшими заключенными. Но таких организаций очень мало. На Западе на одного специалиста службы реабилитации приходится 8-10 бывших заключенных. Анна Самодеенко в петербургском ЦДА №2 управляется с 40. У нас, как всегда, не хватает ни специалистов, ни денег. Хорошие психологи, юристы, педагоги серьезно не рассматривают вакансии социальных работников. А те, кто соглашается, как правило, не профессионалы, заполняют лишь нужные бумажки.
До 90% преступлений, как говорят эксперты, совершается в состоянии наркотического или алкогольного опьянения. Нужны долговременные программы антинаркотической и антиалкогольной работы. Кроме того, многие специалисты считают, что нормы законодательства за сбыт наркотиков необходимо ужесточить.
Источник: www.miloserdie.ru
Некоммерческая организация «Свет жизни» помогает людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию, особый акцент здесь делают на бывших заключённых. НКО занимает несколько комнат на втором этаже обшарпанного двухэтажного здания в промзоне лакокрасочного завода посреди других бараков и ангаров. В прочем, для пермских НКО наличие любого офиса
В узком коридоре на стульях сидят люди, всего десять человек. Все они пришли ко мне, чтобы рассказать, как попали на зону, как отбывали срок и как живут на свободе. Я удивлена, что их так много, но решаю говорить со всеми. После импровизированного собеседования на роль героев публикации становится ясно, что больше половины впервые попали на зону по малолетке в 90-е годы, девять из десяти сидели два и более раза, и никто из них, выйдя впервые, не планировал садиться снова.
«По нашим понятиям работать неприемлемо, работать западло»
Из своих 45 лет Светлана провела в лагерях 12, всего у неё четыре ходки. Первый раз её посадили в начале 90-х.
«У меня первый муж был картёжник. Я ни в чём не нуждалась, ни дня не работала. Это были времена перестройки, тогда модно было „мурку петь“,
— рассказывает она не без кокетства.— Тогда вообще работать было не по понятиям. Цепочку на дискотеке сорвала у одной, меня посадили. В колонии тоже никогда не работала, строем не ходила. Из-за этого почти весь срок провела в ШИЗО. В конце концов ножницы всадила в одну, мне добавили год и отправили в другую колонию».
Светлана рассказывает о тюремном прошлом спокойно, не хвастает, но и не стыдится его. Из-за мужа-картёжника, который сам сидел неоднократно, Светлану в колонии встретили хорошо.
«В тюрьме каждому тяжело, туда никто не хочет. Но мне там было нормально. Шла туда уже подготовленная. Во-первых, мужа моего там знали и уважали. Быстро разнеслось, что жена такого-то заехала. Сразу же другое отношение
— чай, сигареты. Никакого стресса не было. Подумаешь, сяду. Второй раз туда уже не боишься возвращаться».
После первого срока девять лет Светлана не привлекалась, за это время родилась дочка. Когда мужа убили за карточные долги, Светлана начала употреблять наркотики. Вышла замуж повторно
«Я вышла в 2010 году и не смогла освоиться в социуме, потому что привыкла, что меня содержал муж. Муж-наркоман денег в дом не приносил, кололся, квартиру превратил в притон. С героина мы перешли на соль, которую стали прямо в киосках продавать. Надо было на что-то жить, я нашла другой способ. Тогда только появились магазины, я стала ходить по ним и воровать».
Родители Светланы от неё отвернулись. Кроме наркоманов да барыг, с бывшей зечкой никто дел иметь не хотел.
«Я просто не понимала, как жить по-другому, да и не хотела. Мне нравился кайф, в дурмане легко забыться. Помню, кто-то мне рассказывал про государственный Центр социальной адаптации, что там психологи работают, ещё кто-то. Но это не моё. Я сама могу на тюрьме умных книжек начитаться и с ними так же разговаривать на одной волне. Что они понимают в лагерях?»
«Тут я живу, ворую, а там мне даже воровать не надо — меня накормят, оденут, шампунь дадут»
Светлана в государственный центр адаптации не обращалась. Работать она не собиралась, а в жилье не нуждалась. Два последних срока Света отсидела за воровство.
«Ну совершил ты преступление, ну укололся, ну своровал. Ты знаешь, что в колонии тебе ничего не будет. Напрягает стадное чувство: подъём, проверка, ходить строем. Я знала, что когда туда вернусь, меня встретят, и всё будет опять в шоколаде. Что тут я живу, ворую, а там мне даже воровать не надо
— меня накормят, оденут, шампунь дадут. Колония не меняет людей. Пока человек сам не захочет меняться, он не поменяется. Если кто-то привык быть лидером, он в тюрьме им будет. Озлобленность, да. Озлобленность растёт. Если слабый человек, его эта стая запинает. Тогда человек становится ещё злее. Когда мы освобождаемся, мы как ёжики: нам сказали слово не так— мы колючки свои выпускаем».
Старший лейтенант внутренней службы, психолог Анна Гусакова восемь лет работает с заключёнными в новосибирской колонии. Особенность многих её здешних клиентов
Те женщины, что обращаются к ней, часто надеются, что психолог решит все их проблемы, разложит по полочкам, как нужно поступать, чтобы всё происходило, как они хотят. «Конечно, в процессе работы выясняется: чтобы стать счастливой, ей нужно всё самой делать, а не все на это готовы»,
«Даже если 2 % осужденных чуть-чуть свернули с этого пути, и как-то у них жизнь наладилась, то можно считать нашу работу эффективной».
Подробнее
На последнем сроке тюремные врачи поставили Светлане диагноз
«Я упала духом, когда узнала, что у меня СПИД. Спрашивала себя, неужели я не справлюсь? Стала думать, чего я стою в этой жизни. Когда я приехала в колонию в последний раз, меня встретили, как свою, форму привезли в карантин, подогнанную под фигуру. Сотовый, чай, сигареты
— всё было. Подружки же ждут, встречают. Мы все там друг друга знаем: наркоманы, воровки, барыги. Что в лагерях, что на свободе. Старые, кто с 90-х, их мало осталось, но они верные, закалённые зоной. Но у меня в голове всё как-то перевернулось. Я говорю: „Девочки, ничего не надо, я сама“. Я со всеми общалась, но в то же время была одна. За этот срок отучилась на швею, впервые стала работать, ходила строем, ни с кем не питалась (там же семейками ты кушаешь, там ты не одна), начала читать Библию. Бросила курить, в долг сигареты не давала. Многие говорили, что это у меня побочка— крыша едет от наркоты. А я молчала и про себя думала: „Вот бы у вас у всех так крыша ехала“».
«Нужны такие люди, которые сами смогли подняться, которые своим примером могут показать, что есть другая жизнь»
С Алексеем Гашковым, руководителем НКО «Свет жизни» и служителем церкви «Воскресенье Христово», Света познакомилась за несколько месяцев до освобождения.
«Я езжу по колониям и за полгода до освобождения рассказываю им, как надо вести себя в первые дни после освобождения,
— объясняет Алексей.— Сама трагедия, на мой взгляд, как раз случается в первые три месяца. А испытательный срок, по моим наблюдениям, длится от двух до трёх лет. Это тот критический период, в который человек должен адаптироваться в обществе, и что-то должно помогать ему в этом. Я говорю им: „Вы должны себя настраивать на то, что выйдя на свободу, первые пять лет вам нужно жить чуть-чуть впроголодь, чуть-чуть без денег, не иметь должного статуса, а иметь предвзятое к себе отношение. Если вы себя к этому приготовите, то вам будет легче преодолеть трудности“. Я беру самые тяжёлые моменты и настраиваю их на них. Если за три года он смог удержаться от алкоголя и наркотиков, не совершил преступления, у него есть шанс остаться на свободе. Но, как правило, они не выдерживают испытание временем и снова возвращаются на зону. Проблема в том, что у нас в крае нет ни государственных, ни общественных организаций, которые специализировались бы исключительно на бывших заключённых. Скорее можно наркомана вылечить, чем ЗК вернуть к нормальной жизни».
Начальник пресс-службы ГУФСИН России по Пермскому краю Станислав Волегов подтвердил, что в регионе не существует программы реабилитации бывших заключённых на государственном уровне. В крае были попытки сделать что-то подобное при губернаторе Чиркунове. В женской колонии № 32 на Докучаева за счёт средств краевого бюджета открыли экспериментальную школу анимации. На её базе позже планировали создать студию со штатом в сто человек. Отсидевшим свой срок хотели давать социальное жилье. Обещали платить неплохую зарплату
«Таким образом, вышедшие на свободу женщины имели бы жильё, работу, деньги,
— объясняет Волегов.— И вероятность того, что они не оказались бы на улице и не вернулись бы к преступному образу жизни, существенно снизилась. Но как только Чиркунов покинул пост губернатора, эксперимент свернули».
В настоящее время предпринята ещё одна попытка
После освобождения Светлана сразу поехала в Фонд. Говорит, что к ней там отнеслись, как к равной. Прошла месячный курс реабилитации в частном доме в деревне у таких же бывших зеков, как и она сама.
«Когда я выходила в последний раз, я понимала, что жить на свободе не умею, кроме того, как пойти своровать палку колбасы. Мне надо было заново научиться жить: не воровать, относиться к людям с уважением, а не так, что мне все должны и обязаны. Мне надо было научиться жить с ВИЧ. Не в тюрьме, а здесь, на свободе. А для этого нужны такие люди, которые сами смогли подняться, которые на своем опыте, своим примером могут показать, что есть другая жизнь».
Основная причина рецидивов
«Фактически государство сняло с себя эти обязанности. Теперь это проблема в основном общественных организаций, но у этой медали тоже две стороны. Я не исключаю, что есть НКО, которые болеют душой за возвращение человека в общество, но по сообщениям в СМИ, как правило, бывшими заключёнными пользуются либо тоталитарные секты с целью вовлечения в свою веру, либо коммерческие организации с целью использования рабского труда, то есть буквально „за еду“. А иногда и то, и другое одновременно. Обратите внимание, сколько на улицах объявлений о помощи лицам в тяжёлых жизненных ситуациях, осуждённым, наркоманам, алкоголикам
— слишком большая активность для бескорыстных людей. Поэтому нужно создавать государственную систему ресоциализации».
Осуждённые из других регионов после отбывания наказания нередко остаются в Пермском крае
«На мой взгляд, эффективной была бы схема, когда после освобождения осуждённым оказывалась бы и материальная поддержка, но только по месту жительства. Такая схема работала при губернаторе Чиркунове»,
— говорит он.
«У нас материальная ответственность, вы нам не подходите»
Освободившись в последний раз, Светлана не вернулась в свою квартиру, где проживал её муж-наркоман и сын. В первый раз в жизни занялась поиском работы, но безрезультатно:
«Прихожу я в ту же „Пятёрочку“ устраиваться. Говорю им: простите, я судима, но мне нужна работа. Они сразу разворачивают: „У нас материальная ответственность, вы нам не подходите“. И везде так. Отдел безопасности нигде не пропускает. Люди меня не воспринимали: „А, так она наркоманка, что с неё взять“. Что там (на зоне) на нас так смотрят, что тут».
На личном фронте тоже не складывалось. Познакомиться с кем-то на воле не получалось. Светлана стеснялась говорить новым знакомым о тюремном прошлом и, что было труднее всего, о ВИЧ. Тогда она попросила свою подругу, которая «с девяткой (ИК-9) общалась», познакомить её с каким-нибудь парнем с зоны.
«8 марта он мне позвонил. Говорит: „Привет, меня Аркадий зовут, и я тебе звоню из психбольницы. Я отвечаю: „Прикольно“. И мы начали общаться. У него тоже ВИЧ. После освобождения он пришёл в фонд. Он у меня очень ранимый, добрый и доверчивый».
Юность Аркадия тоже пришлась на 90-е. Тогда все рэкетом занимались, говорит он. Как-то старшие товарищи дали парню мешок, а в нем
Ему нравятся девушки дерзкие, такие же, как он, и чтоб обязательно с тюремным прошлым. С такими всегда есть о чём поговорить и не надо ничего скрывать. Сам он провёл за решёткой больше десяти лет. Первые девять лет получил за непреднамеренное убийство. Выпили с ребятами в баре, что-то не поделили с другой компанией, завязалась драка.
«Я спортом с детства занимался, да ещё и пьяный был. Повредил парню селезёнку, печень, голову. Он умер в больнице, а мне дали девять лет. Я почему-то в тюрьме сразу почувствовал себя, как рыба в воде. Со всеми нашел общий язык. Мы жили мирно, помогали друг другу. Одно напрягало
— ощущения запертости, несвободы, что меня лишили чего-то. А потом я уже и вовсе не переживал: ну дали ещё год и дали. Первые дни только тяжело. Мысли эти, что снова надо будет освобождаться и всё с нуля начинать».
Аркадий от работы никогда не отлынивал. Первую специальность (автослесаря) получил ещё в армии. Пока сидел, выучился на сварщика, лебедчика, стропальщика и крановщика. «Руки, ноги есть»,
Бывает, что осуждённые зарабатывают относительно нормально, десять и более тысяч рублей. Они или досрочно гасят иски и штрафы, это влияет на УДО и другие возможности покинуть колонию раньше срока, или помогают семье. Но работой обеспечены далеко не все: есть практически неработающие учреждения
«Так, есть случаи, когда с заключённых взыскивают средства на их содержание в исправительном учреждении, по крайней мере, такое было в ИК-29 г. Перми,
— вспоминает правозащитник Георгий Ситников.— Что касается труда и денег, которые останутся на руках при освобождении, с большинства осуждённых удерживается до 75 % от заработанных средств. Мы проводили мониторинг в 2015 году по тем проблемам, которые возникают в трудовой деятельности осуждённых. Насколько мне известно, не редкость, когда „на руки“ человек получает 200-300 рублей за отработанный месяц, и при этом может работать вообще без выходных, это со слов осуждённых, но в совершенно различных учреждениях. Естественно, в документах это не фиксируется».
Роман Светланы и Аркадия завязался не сразу, долгое время они приглядывались к друг другу.
«Я постоянную работу не мог найти, перебивался шабашками, она боялась, что я не ответственный, не смогу заботиться о ней и о сыне,
— смущается он.— Мне было очень трудно найти работу. Ну, во первых, на свободе всё очень изменилось. Люди изменились. Я не могу объяснить, в чём конкретно. Но я не мог найти ни с кем общий язык, я был очень эмоциональный, вспыльчивый. Для меня начальники были не начальники. Я на зоне тоже никого не слушал, из-за этого все время в изоляторе сидел».
Правозащитник и соучредитель проекта «Женщина, тюрьма, общество» Леонид Агафонов обращает внимание на то, что люди, которые вышли из колонии, зачастую вообще не приспособлены к тем реалиям, которые их ждут на свободе:
«Людей надо учить заново пользоваться деньгами, разговаривать, ходить в поликлинику. Почему в России такой большой процент рецидива? Во-первых, они отторгаются обществом, во-вторых, они сами не могут в это общество войти. У них другой стиль жизни, они не понимают, как коммуницировать».
Аркадий пробовал устроиться по профессии на крупные производства, но с судимостью его не брали. Стал снова искать, но либо платили совсем копейки, либо вовсе предлагали работу за жилье, еду и сигареты. Такой автосервис был в Осенцах.
«Условия проживания там комфортные,
— вспоминает Аркадий.— Двери устанавливать устроился, там просто платить перестали. Я такое терпеть не стал. Злился, обманывал, забивал на работу. Ездил вахтой в Питер от Центра занятости. Приехал туда, стал работать сварщиком. Через две недели меня попросили— не прошёл службу безопасности. Потом, наконец, устроился на стройку в Ижевске— без договора, я даже паспорт там никому не показывал. Подошёл к прорабу, говорю: хочу работать. Он отвечает: завтра выходи. Так, на словах и договорились с ним. Работал, пока платили. Потом перестали платить, и мы ушли всей бригадой на другую стройку».
Источник: zvzda.ru