Конечно, составлять «рейтинги» поэтов – занятие неблагодарное; творчество – это не спортивные соревнования. И всё же, Михаила Лермонтова очень часто называют вторым поэтом России, после Пушкина. Если так – примечателен факт, что два самых великих русских стихотворца погибли на дуэлях.
Лермонтову, к моменту роковой пятигорской дуэли 15 (27 по новому стилю) июля 1841 года, было всего 26 лет. Его творчество имеет огромное значение для русской культуры. Оно много лет оказывало влияние на поэтов и писателей, немало способствовало развитию театра. Стихи Михаила Лермонтова пошли и «в народ», став песнями и романсами. Для столь короткого жизненного пути достижения Лермонтова особенно впечатляющи.
Рождение, воспитание и образование поэта
Родился Михаил Лермонтов 3 (15 по новому стилю) октября 1814 года в дворянском роду, происходящем из Шотландии. Детство его прошло в поместье бабушки, которая и занималась воспитанием будущего классика.
ё в ранней юности Лермонтов пробовал писать, сочинять стихи начал чуть позже – уже пребывая в университетском благородном пансионе в Москве. Период 1828-1830, когда Лермонтов обучался там – это и период его поэтического становления.
После пансиона он предсказуемо поступил в Московский Университет, а его поэтический дар и талант прозаика развиваются всё более интенсивно. К сожалению, доучиться в университете не вышло – по невыясненным причинам Лермонтов покинул его через два года, в 1832, и пытался поступить в университет в Петербурге. Но там отказались засчитать два года московского студенчества, что и толкнуло Лермонтова к военной карьере. Он поступил в гвардейскую школу.
Военная служба, первая ссылка на Кавказ
Поэт стал корнетом гусарского полка лейб-гвардии. Военная карьера не слишком сильно его интересовала, тем более, что Лермонтов являлся наследником хорошего состояния. Он вёл достаточно бурный образ жизни, но много творил. Михаил Лермонтов стихи писал много, но поначалу они были известны в основном среди офицеров и тех светских кругов, где он вращался.
Впервые напечатано его произведение («Хаджи Абрек») было в 1835 году – Лермонтову к тому времени исполнился 21 год.
Лермонтов очень тяжело воспринял гибель Пушкина в 1837. Он написал «Смерть поэта», произведение, быстро распространившееся и принесшее ему ещё большую известность.
то время смерть Пушкина в обществе оценивали по-разному – многие оправдывали Дантеса. В пылу споров на эту тему Лермонтов и создал строки «А вы, надменные потомки…», в которых определённо позволил себе лишнего. Последовали арест и суд. Наказанием стала отправка в драгунский полк на Кавказ. Шёл уже 1838 год.
На Кавказе Лермонтов пробыл лишь несколько месяцев, но этот опыт сильно сказался и на личности, и на творчестве поэта. Кавказские мотивы будут присутствовать в прозе и стихах Михаила Лермонтова повсеместно.
Вторая ссылка на Кавказ и дуэли
Вернувшись в Петербург, Лермонтов обнаружил себя чрезвычайно популярным поэтом и писателем, наконец начал активно печататься. К Лермонтову высок интерес в свете, он сходится с друзьями Пушкина.
В феврале 1840 по пустяковому поводу Лермонтов ввязался в дуэль с сыном посла Франции. Оба остались невредимы, но о дуэли стало известно, последовал новый суд и новая ссылка.
На этот раз Лермонтову пришлось участвовать в боевых действиях, и в целом условия ссылки были много более суровыми. Впрочем, он находил время и для литературы, написав роман «Герой нашего времени». Михаил Лермонтов стихи в виде сборника единственный раз при жизни издал именно тогда – в 1840.
Летом 1841 в Пятигорске произошла ссора между Лермонтовым и другим офицером, Мартыновым. Спровоцировал её именно Лермонтов своим развязным поведением, чему имеется много свидетельств. На этот раз его противник не промахнётся. Спустя много лет, в своих воспоминаниях, Мартынов скажет, что он всю жизнь переживал гибель величайшего поэта, но если бы можно было вернуться к тому далекому лету 1841го, он бы не изменил своего решения.
© Poembook, 2013
Все права защищены.
Источник: poembook.ru
Прелестнице
Пускай ханжа глядит с презреньем
На беззаконный наш союз,
Пускай людским предубежденьем
Ты лишена семейных уз,
Но перед идолами света
Не гну колена я мои,
Как ты, не знаю в нем предмета
Ни сильной злобы, ни любви.
Как ты, кружусь в веселье шумном,
Не чту владыкой никого,
Делюся с умным и безумным,
Живу для сердца своего;
Живу без цели, беззаботно,
Для счастья глух, для горя нем,
И людям руки жму охотно,
Хоть презираю их меж тем!..
Мы смехом брань их уничтожим,
Нас клеветы не разлучат:
Мы будем счастливы, как можем,
Они пусть будут, как хотят!
*****
А. О. Смирновой
В простосердечии невежды
Короче знать вас я желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без вас — хочу сказать вам много,
При вас — я слушать вас хочу:
Но молча вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать? — речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано…
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.
*****
Счастливый миг
Не робей, краса младая,
Хоть со мной наедине;
Стыд ненужный отгоняя,
Подойди — дай руку мне.
Не тепла твоя светлица,
Не мягка постель твоя,
Но к устам твоим, девица,
Я прильну — согреюсь я.
От нескромного невежды
Занавесь окно платком;
Ну,- скидай свои одежды,
Не упрямься, мы вдвоем;
На пирах за полной чашей,
Я клянусь, не расскажу
О взаимной страсти нашей;
Так скорее ж… я дрожу.
О! как полны, как прекрасны
Груди жаркие твои,
Как румяны, сладострастны
Пред мгновением любви;
Вот и маленькая ножка,
Вот и круглый гибкий стан,
Под сорочкой лишь немножко
Прячешь ты свой талисман;
Перед тем, чтобы лишиться
Непорочности своей,
Так невинна ты, что мнится,
Я, любя тебя,- злодей.
Взор, склоненный на колена,
Будто молит пощадить;
Но ужасным, друг мой Лена,
Миг один не может быть.
Полон сладким ожиданьем,
Я лишь взор питаю свой;
Ты сама, горя желаньем,
Призовешь меня рукой;
И тогда душа забудет
Все, что в муку ей дано,
И от счастья нас разбудит
Истощение одно.
*****
Ночь
Один я в тишине ночной;
Свеча сгоревшая трещит,
Перо в тетрадке записной
Головку женскую чертит;
Воспоминанье о былом,
Как тень, в кровавой пелене,
Спешит указывать перстом
На то, что было мило мне.
Слова, которые могли
Меня тревожить в те года,
Пылают предо мной вдали,
Хоть мной забыты навсегда.
И там скелеты прошлых лет
Стоят унылою толпой;
Меж ними есть один скелет —
Он обладал моей душой.
Как мог я не любить тот взор?
Презренья женского кинжал
Меня пронзил… Но нет — с тех пор
Я всё любил — я всё страдал.
Сей взор невыносимый, он
Бежит за мною, как призрак;
И я до гроба осужден
Другого не любить никак.
О! Я завидую другим!
В кругу семейственном, в тиши,
Смеяться просто можно им
И веселиться от души.
Мой смех тяжел мне, как свинец:
Он плод сердечной пустоты.
О боже! Вот что наконец,
Я вижу, мне готовил ты.
Возможно ль! Первую любовь
Такою горечью облить;
Притворством взволновав мне кровь,
Хотеть насмешкой остудить?
Желал я на другой предмет
Излить огонь страстей своих.
Но память, слезы первых лет!
Кто устоит противу них?
*****
Свиданье
— 1 —
Уж за горой дремучею
Погас вечерний луч,
Едва струей гремучею
Сверкает жаркий ключ;
Сады благоуханием
Наполнились живым,
Тифлис объят молчанием,
В ущелье мгла и дым.
Летают сны-мучители
Над грешными людьми,
И ангелы-хранители
Беседуют с детьми.
— 2 —
Там за твердыней старою
На сумрачной горе
Под свежею чинарою
Лежу я на ковре.
Лежу один и думаю:
Ужели не во сне
Свиданье в ночь угрюмую
Назначила ты мне?
И в этот час таинственный,
Но сладкий для любви,
Тебя, мой друг единственный,
Зовут мечты мои.
— 3 —
Внизу огни дозорные
Лишь на мосту горят,
И колокольни черные,
Как сторожи, стоят;
И поступью несмелою
Из бань со всех сторон
Выходят цепью белою
Четы грузинских жен;
Вот улицей пустынною
Бредут, едва скользя…
Но под чадрою длинною
Тебя узнать нельзя!..
— 4 —
Твой домик с крышей гладкою
Мне виден вдалеке;
Крыльцо с ступенью шаткою
Купается в реке;
Среди прохлады, веющей
Над синею Курой,
Он сетью зеленеющей
Опутан плющевой;
За тополью высокою
Я вижу там окно…
Но свечкой одинокою
Не светится оно!
— 5 —
Я жду. В недоумении
Напрасно бродит взор:
Кинжалом в нетерпении
Изрезал я ковер;
Я жду с тоской бесплодною,
Мне грустно, тяжело…
Вот сыростью холодною
С востока понесло,
Краснеют за туманами
Седых вершин зубцы,
Выходят с караванами
Из города купцы…
— 6 —
Прочь, прочь, слеза позорная,
Кипи, душа моя!
Твоя измена черная
Понятна мне, змея!
Я знаю, чем утешенный
По звонкой мостовой
Вчера скакал, как бешеный,
Татарин молодой.
Недаром он красуется
Перед твоим окном,
И твой отец любуется
Персидским жеребцом.
— 7 —
Возьму винтовку длинную,
Пойду я из ворот:
Там под скалой пустынною
Есть узкий поворот.
До полдня за могильною
Часовней подожду
И на дорогу пыльную
Винтовку наведу.
Напрасно грудь колышется!
Я лег между камней;
Чу! Близкий топот слышится…
А! Это ты, злодей!
*****
Соседка
Не дождаться мне видно свободы,
А тюремные дни будто годы;
И окно высоко над землей!
И у двери стоит часовой!
Умереть бы уж мне в этой клетке,
Кабы не было милой соседки!..
Мы проснулись сегодня с зарей,
Я кивнул ей слегка головой.
Разлучив, нас сдружила неволя,
Познакомила общая доля,
Породнило желанье одно
Да с двойною решеткой окно;
У окна лишь поутру я сяду,
Волю дам ненасытному взгляду…
Вот напротив окошечко: стук!
Занавеска подымется вдруг.
На меня посмотрела плутовка!
Опустилась на ручку головка,
А с плеча, будто сдул .
емнея,
Да отцу дай вина похмельнея,
Да повесь, чтобы ведать я мог,
На окно полосатый платок.
*****
Гость
Кларису юноша любил,
Давно тому назад.
Он сердце девы получил:
А сердце — лучший клад.
Уж громкий колокол гудёт,
И в церкве поп с венцами ждет.
И вдруг раздался крик войны,
Подъяты знамена:
Спешат отечества сыны —
И ноги в стремена!
Идет Калмар, томим тоской,
Проститься с девой молодой.
«Клянись, что вечно, — молвил он, —
Мне не изменишь ты! —
Пускай холодной смерти сон,
О дева красоты,
Нас осеняет под землей,
Коль не венцы любви святой!»
Клариса клятву говорит,
Дрожит слеза в очах,
Разлуки поцелуй горит
На розовых устах:
«Вот поцелуй последний мой —
С тобою в храм и в гроб с тобой!»
— Итак, прости! Жалей меня:
Печален мой удел! ̵.
ин сидит.
На нем шелом избит в боях,
Под хладной сталью лик,
И плащ изорван на плечах,
И ржавый меч велик.
Сидит он прям и недвижим,
И речь начать боятся с ним…
«Что гость любезный наш не пьет, —
Клариса вдруг к нему, —
И что он нить не перервет
Молчанью своему?
Кто он? Откуда в нашу дверь?
Могу ли я узнать теперь?»
Не стон, не вздох он испустил —
Какой-то странный звук
Невольным страхом поразил
Мою невесту вдруг.
Все гости: ax! — открыл пришлец
Лицо свое: — то был мертвец.
Трепещут все, спасенья нет,
Жених забыл свой меч.
«Ты помнишь ли, — сказал скелет, —
Свою прощальну речь:
Калмар забыт не будет мной;
С тобою в храм и в гроб с тобой!
Калмар твой пал на битве — там,
В отчаянной борьбе.
Венец, девица, в гробе нам:
Я верен был тебе!..»
Он обхватил ее рукой,
И оба скрылись под землей.
В том доме каждый круглый год
Две тени, говорят,
(Когда меж звезд луна бредет,
И все живые спят)
Являются, как легкий дым,
Бродя по комнатам пустым!..
Источник: chto-takoe-lyubov.net
Стихи о любви Лермонтов писал с 14 лет, а испытал первое увлечение, глубоко запавшее в его душу лет 9, в возрасте Данте, полюбившего Беатриче. Он лишился матери ребенком лет 3, помнил смутно ее образ и голос, но чувство, которое его связывало с нею, — это любовь, которая уносила его в запредельные миры, где он словно бы был до рождения.
Эти детские фантазии у юного поэта рано обрели философский характер, поэтому неудивительно, что он ощущал себя ангелом, отпавшим от неба. Естественно, все земное мало его удовлетворяло, и даже в любви, столь важном для него чувстве, он заранее предугадывал все возможные диссонансы, что мешало ему безоглядно влюбиться и любить, как в сущности было во всех известных по стихам случаях. Ситуация конструировалась Лермонтовым примерно одна и та же, как впервые он запечатлел ее в стихотворении 1830 года, то есть поэтом 16-ти лет.
РАСКАЯНЬЕ
К чему мятежное роптанье,
Укор владеющей судьбе?
Она была добра к тебе,
Ты создал сам свое страданье.
Бессмысленный, ты обладал
Душою чистой, откровенной,
Всеобщим злом не зараженной,
И этот клад ты потерял.
Огонь любви первоначальной
Ты в ней решился зародить
И далее не мог любить,
Ты презрел все; между людей
Стоишь, как дуб в стране пустынной,
И тихий плач любви невинной
Не мог потрясть души твоей.
На этом эта история не заканчивается. Поэта охватывает прозрение.
Не дважды бог дает нам радость,
Взаимной страстью веселя;
Без утешения, томя,
Пройдет и жизнь твоя, как младость.
Ее лобзанье встретишь ты
В устах обманщицы прекрасной;
И будут пред тобой всечасно
Предмета первого черты.
О, вымоли ее прощенье,
Пади, пади к ее ногам,
Не то ты приготовишь сам
Свой ад, отвергнув примиренье.
Хоть будешь ты еще любить,
Но прежним чувствам нет возврату,
Ты вечно первую утрату
Не будешь в силах заменить.
* * *
Я видел раз ее в веселом вихре бала;
Казалось, мне она понравиться желала;
Очей приветливость, движений быстрота,
Природный блеск ланит и груди полнота —
Все, все наполнило б мне ум очарованьем,
Когда б совсем иным, бессмысленным желаньем
Я не был угнетен; когда бы предо мной
Не пролетала тень с насмешкою пустой,
Когда б я только мог забыть черты другие,
Лицо бесцветное и взоры ледяные!..
ВЕЧЕР
Когда садится алый день
За синий край земли,
Когда туман встает и тень
Скрывает все вдали, —
Тогда я мыслю в тишине
Про вечность и любовь,
И чей-то голос шепчет мне:
Не будешь счастлив вновь.
И я гляжу на небеса
С покорною душой,
Они свершали чудеса,
Но не для нас с тобой,
Не для ничтожного глупца,
Которому твой взгляд
Дороже будет до конца
Небесных всех наград.
Воспоминание о матери и песне ее, которую она пела ему, звук только остался, «без слов, но живой», отразилось в стихотворени
АНГЕЛ
По небу полуночи ангел летел,
И тихую песню он пел;
И месяц, и звезды, и тучи толпой
Внимали той песне святой.
Он пел о блаженстве безгрешных духов
Под кущами райских садов;
О боге великом он пел, и хвала
Его непритворна была.
Он душу младую в объятиях нес
Для мира печали и слез;
И звук его песни в душе молодой
Остался — без слов, но живой.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Это автобиографическое стихотворение, с воспоминаниями о поре до рождения и о песне матери, которую он, трех лет, не мог слушать без слез. Далее начинаются земные истории.
* * *
Она была прекрасна, как мечта
Ребенка под светилом южных стран;
Кто объяснит, что значит красота:
Грудь полная, иль стройный гибкий стан,
Или большие очи? — Но порой
Все это не зовем мы красотой:
Уста без слов — любить никто не мог;
Взор без огня — без запаха цветок!
О небо, я клянусь, она была
Прекрасна!.. я горел, я трепетал,
Когда кудрей, сбегающих с чела,
Шелк золотой рукой своей встречал,
Я был готов упасть к ногам ее,
Отдать ей волю, жизнь, и рай, и все,
Чтоб получить один, один лишь взгляд
Из тех, которых все блаженство — яд!
Это стихотворение соседствует с другими набросками, в которых повторяются отдельные строфы, и возникает один и тот же женский образ, вместе с тем примыкают к стихам, посвященным к Н.Ф.Ивановой, исследователи в них явно запутались, между тем женский образ у Лермонтова приобретает черты куртизанки, привечающей — кого же, если упоминается Парни, как он обходился с женщинами полусвета?
* * *
Склонись ко мне, красавец молодой!
Как ты стыдлив! Ужели в первый раз
Грудь женскую ласкаешь ты рукой?
В моих объятьях вот уж целый час
Лежишь — а страха все не превозмог…
Не лучше ли у сердца, чем у ног?
Дай мне одну минуту в жизнь свою…
Что злато? — я тебя люблю, люблю!…
И так далее. Стихи, связанные с Сушковой и Ивановой, я здесь не привожу, они ничем не примечательны, альбомные: с последней Лермонтов расстается так же, как с первой позже, в Петербурге, как бы уже добившись своего, но не желая продолжения. Влюбленность была, еще сильнее желание успеха, но следовало остановиться — и по юности, когда на тебя не смотрят как на жениха, и по элементарной порядочности, чтобы барышню не скомпрометировать, и ради свободы. А для страстей — можно посетить и куртизанку.в доме на окраине Москвы.
Но, главное, в это время у Лермонтова зачинается, неприметно для него самого, роман, который определит и его творчество, роман его жизни, как станет ясно. (См. «Сказки Золотого века»).
К*
Мы случайно сведены судьбою,
Мы себя нашли один в другом,
И душа сдружилася с душою;
Хоть пути не кончить им вдвоем!
Так поток весенний отражает
Свод небес далекий голубой,
И в волне спокойной он сияет
И трепещет с бурною волной.
Будь, о будь моими небесами,
Будь товарищ грозных бурь моих;
Пусть тогда гремят они меж нами,
Я рожден, чтобы не жить без них.
Я рожден, чтоб целый мир был зритель
Торжества иль гибели моей,
Но с тобой, мой луч-путеводитель,
Что хвала иль гордый смех людей!
Души их певца не постигали,
Не могли души его любить,
Не могли понять его печали,
Не могли восторгов разделить.
Звучит, казалось бы, как риторика юного поэта, если бы пророчески не были предугаданы его жизнь, его любовь и судьба.
К*
Оставь напрасные заботы,
Не обнажай минувших дней;
В них не откроешь ничего ты,
За что б меня любить сильней!
Ты любишь — верю — и довольно;
Кого — ты ведать не должна;
Тебе открыть мне было б больно,
Как жизнь моя пуста, черна.
В любовных историях своей юности Лермонтов не видел ничего хорошего, а ведь Варенька Лопухина была наслышана о них, и дело не в том, что она ревновала, скорее она опасалась, что он и с нею обойдется, как с ними, — почему? Лермонтов не хотел раскрывать ей подоплеку своих взаимоотношений с девушками, включая и куртизанки. Так он будет поступать и позже, переписываясь лишь со старшей сестрой, перед которой он мог исповедоваться.
Продолжение стихотворения объясняет — почему?
Не погублю святое счастье
Такой души и не скажу,
Что недостоин я участья,
Что сам ничем не дорожу;
Что все, чем сердце дорожило,
Теперь для сердца стало яд,
Что для него страданье мило,
Как спутник, собственность иль брат,
Промолвив ласковое слово,
В награду требуй жизнь мою;
Но, друг мой, не проси былого,
Я мук своих не продаю.
В этом стихотворении, казалось бы, насквозь автобиографическом, проступает образ поэта 18 лет, трансформирующегося в поэтический образ Демона, и его речь звучит как речь Демона перед испанской монахиней, чей образ он писал с Вареньки Лопухиной.
Она не могла не спрашивать его, что с ним, тем более что он таился от нее, не могла не спрашивать, зачем нужно уезжать в столицу доучиваться в университете, то есть зачем разлука? И поэт отвечал в русле образа Демона, над которым работал, делясь своим замыслом с Варенькой, которая терпеливо позировала в одеянии испанской монахини.
К*
Мой друг, напрасное старанье!
Скрывал ли я свои мечты?
Обыкновенный звук, названье,
Вот все, чего не знаешь ты.
Пусть в этом имени хранится,
Быть может, целый мир любви…
Но мне ль надеждами делиться?
Надежды… о! они мои,
Мои — они святое царство
Души задумчивой моей…
Ни страх, ни ласки, ни коварство,
Ни горький смех, ни плач людей,
Дай мне сокровища вселенной,
Уж никогда не долетят
В тот угол сердца отдаленный,
Куда запрятал я мой клад.
Как помню, счастье прежде жило
И слезы крылись в месте том:
Но счастье скоро изменило,
А слезы вытекли потом.
Беречь сокровища святые
Теперь я выучен судьбой;
Не встретят их глаза чужие.
Они умрут во мне, со мной!..
Лермонтов пытается скрыть от Вареньки Лопухиной не только свои обманутые надежды, но и свои горькие песни. Конечно, здесь противоречие, быть может, роковое для поэта.
* * *
Печаль в моих песнях, но что же нужда?
Тебе не внимать им, мой друг, никогда.
Они не прогонят улыбку святую
С тех уст, для которых живу и тоскую.
К тебе не домчится ни слово, ни звук,
Отзыв беспокойный неведомых мук.
Певца твоя ласка утешить не может:
Зачем же он сердце твое потревожит?
О нет! Одна мысль, что слеза омрачит
Тот взор несравненный, где счастье горит,
Безумные б звуки в груди подавила,
Хоть прежде за них лишь певца ты любила.
В следующем стихотворении — перед разлукой, Лермонтов уезжал в Петербург, когда все чувства обострены, поэт словно забывает о Демоне, а Варенька говорит о жизни иной, чем та, какая его не устраивает, не обязательно в небе, в раю, а на земле, но Лермонтов проявляет односторонность юности и романтика, роковую для его судьбы.
* * *
Слова разлуки повторяя,
Полна надежд душа твоя;
Ты говоришь: есть жизнь другая,
И смело веришь ей… но я?..
Оставь страдальца! — будь покойна:
Где б ни был этот мир святой,
Двух жизней сердцем ты достойна!
А мне довольно и одной.
Тому ль пускаться в бесконечность,
Кого измучил краткий путь?
Меня раздавит эта вечность,
И страшно мне не отдохнуть!
Я схоронил навек былое,
И нет о будущем забот,
Земля взяла свое земное,
Она назад не отдает!..
Варенька Лопухина действительно прожила две жизни, одну — обыкновенную, как все из ее круга, и другую — с ним в разлуке, с редкими встречами на короткий миг. Лермонтов же прожил одну, очень короткую, оборванную внезапно. Предчувствие не обмануло его.
* * *
Безумец я! Вы правы, правы!
Смешно бессмертье на земли.
Как смел желать я громкой славы,
Когда вы счастливы в пыли?
Как мог я цепь предубеждений
Умом свободным потрясать
И пламень тайных угрызений
За жар поэзии принять?
Нет, не похож я на поэта!
Я обманулся, вижу сам;
Пускай, как он, я чужд для света,
Но чужд зато и небесам!
Мои слова печальны: знаю;
Но смысла их вам не понять.
Я их от сердца отрываю,
Чтоб муки с ними оторвать!
Нет… мне ли властвовать умами,
Всю жизнь на то употребя?
Пускай возвышусь я над вами,
Но удалюсь ли от себя?
И позабуду ль самовластно
Мою погибшую любовь,
Все то, чему я верил страстно,
Чему не смею верить вновь?
Лермонтов, прощаясь с Варенькой, прощался и с любовью своей, но ситуация, какую он неизменно разыгрывал с женщинами, с нею у него не получается, скорее она его оставляет, неожиданно выйдя замуж, а он останется с нею до последнего часа. Варвара Александровна Лопухина выстрадала свою и его любовь, служа неизменно «лучом-путеводителем» для поэта.
* * *
Она не гордой красотою
Прельщает юношей живых,
Она не водит за собою
Толпу вздыхателей немых.
И стан ее не стан богини,
И грудь волною не встает,
И в ней никто своей святыни,
Припав к земле, не признает.
Однако все ее движенья,
Улыбки, речи и черты
Так полны жизни, вдохновенья,
Так полны чудной простоты.
Но голос душу проникает,
Как воспоминанье лучших дней,
И сердце любит и страдает,
Почти стыдясь любви своей.
Это полное выражение чувства любви и девичьей грации, что Лермонтов сохранил в своем сердце до конца жизни. И это чувство сопровождало его работу над поэмой «Демон», к которой он вернулся еще раз по возвращении с Кавказа, с уточнением места действия, а испанская монахиня предстает грузинской княжной, сохраняя черты Вареньки Лопухиной, со строками из стихотворения, посвященного ей. Именно ей поэт посвятил поэму «Демон», но посвящение не могло быть опубликовано, чтобы господин Бахметьев не разгневался, да и сама поэма тоже — из-за цензуры царской и церковной.
Публикация романа «Герой нашего времени» тоже вызвала беспокойство среди родных Варвары Александровны. Уже история создания романа всецело связана с нею: в первых набросках она предстает княгиней Лиговской, затем отчасти княжной Мери и Верой, у которой оказалась памятная родинка Вареньки.
Смерть Пушкина оказала на Лермонтова воздействие трагедии, с преображением души, романтик превращается в классического поэта. Здесь имеет смысл привести жемчужины лирики Лермонтова, всем известные, они не столько о любви, а о женской красоте, о женском взгляде, о женском голосе, о женской грации.
* * *
Расстались мы, но твой портрет
Я на груди моей храню:
Как бледный призрак лучших дней,
Он душу радует мою.
И, новым преданный страстям,
Я разлюбить его не мог:
Так храм оставленный — все храм,
Кумир поверженный — все бог!
* * *
Она поет — и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит — и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли — все ее движенья,
Иль молвит слово — все черты
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной простоты.
* * *
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает;
Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится,
И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.
МОЛИТВА
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
* * *
Есть речи — значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.
Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;
Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду.
Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу,
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.
ОТЧЕГО
Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно… потому что весело тебе.
БЛАГОДАРНОСТЬ
За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был…
Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
Многие думают, что поэт обращается к женщине, нет, это обращение к Богу. В большом стихотворени о сражении на Кавказе <ВАЛЕРИК> , как ни удивительно, Лермонтов вновь, как в юности, обращается непосредственно к Варваре Александровне Лопухиной:
Безумно ждать любви заочной?
В наш век все чувства лишь на срок,
Но я вас помню — да и точно,
Я вас никак забыть не мог!
Во-первых, потому, что много
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаянье бесплодном
Влачил я цепь тяжелых лет
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но вас
Забыть мне было невозможно.
Но это сказано к слову, в прозаическом тоне, поэтому задумывается
ОПРАВДАНИЕ
Когда одни воспоминанья
О заблуждениях страстей,
Наместо славного названья,
Твой друг оставит меж людей
И будет спать в земле безгласно
То сердце, где кипела кровь,
Где так безумно, так напрасно
С враждой боролося любовь,
Когда пред общим приговором
Ты смолкнешь, голову склоня,
И будет для тебя позором
Любовь безгрешная твоя, —
Того, кто страстью и пороком
Затмил твои младые дни,
Молю: язвительным упреком
Ты в оный час не помяни.
Но пред судом толпы лукавой
Скажи, что судит нас иной
И что прощать святое право
Страданьем куплено тобой.
История любви Лермонтова и Лопухиной воспроизведена в романе «Сказки Золотого века».
© Петр Киле
Серия сообщений «Антология любовной лирики.»:
Часть 1 — Из Лирики Древней Греции и Рима.
Часть 2 — Из китайской лирики.
…
Часть 6 — Стихи о любви русских поэтов XIX века.
Часть 7 — Стихи о женской красоте и любви у Пушкина.
Часть 8 — Стихи о любви и женской красоте у Лермонтова.
Часть 9 — Стихи о любви и женской красоте у Тютчева.
Часть 10 — Стихи о любви и женской красоте у Фета.
Часть 11 — Стихи о любви поэтов Серебряного века.
Часть 12 — Александр Блок. Стихи о любви.
Часть 13 — Лучшее стихотворение о любви всех времен и народов.
Источник: www.liveinternet.ru