Проблема добродетельного обмана известна еще философам глубокой древности. Ее обсуждали такие мыслители, как Сократ, Платон, Ибн Сина, Конфуций. У Сократа общеизвестен пример про стратега, который обманывает врага. Добродетельным бывает ложное сообщение врача, который укрепляет веру больного в свое выздоровление. Каждому из нас, несомненно, известны случаи обмана, вызванные гуманистическими побуждениями, и они составляют, по-видимому, неустранимый фактор человеческого общения.
«Бледный, хрупкий одиннадцатилетний мальчик, израненный, но живой, был вытащен вчера из под обломков небольшого самолета, который разбился в воскресенье в горах Йосемайтского национального парка. Мальчик провел на месте крушения на высоте 11000 футов несколько суток; он лежал, закутанный в спальный мешок на заднем сидении заваленных снегом обломков среди бушующей пурги, при минусовой температуре. «Как мои мама и папа? – был первый вопрос ошеломленного пятиклассника. – С ними все в порядке?» Спасатели не сказали мальчику, что его отчим и мать, все еще пристегнутые к своим сиденьям в разбитой вдребезги кабине, едва ли не в нескольких сантиметрах от него самого – мертвы».
Согласно профессору Дубровскому, добродетельный обман представляет собой вид намеренного обмана, поскольку выражает определенный интерес человека. Однако, в отличие от недобродетельного обмана, используемого для реализации, как правило, эгоистического интереса, «добродетельный обман выражает такие интересы субъекта, которые совместимы с общечеловеческими ценностями, принципами нравственности и справедливости. Это можно интерпретировать в смысле совпадения интересов того, кто обманывает, и того, кто является объектом добродетельного обманного действия» [П.И. Юнацкевич, В.А.Кулагин, «Психология обмана. Учебное пособие для честного человека», СПб, Фолио-Плюс].
Наряду с личными особенностями субъектов общения, существенную роль в понимании такого феномена, как добродетельная ложь, играют ситуативные факторы. Важным параметром социальной обстановки является степень нормативной или ситуативной поддержки, которая предоставляется лжецу. Один и тот же человек в разных ситуациях может выглядеть в глазах общества героем, если он обманул врага, или преступником, если он обманул собственную референтную группу. Не уходя от проблемы моральной оправданности лжи, которая возникает практически во всех областях человеческого бытия – от нуклеарной семьи до национальных или расовых общностей, мы все же не можем не признавать того факта, что ложь военнопленного более оправдана и даже предписана ему нормативно, а ложь священнику, судье или просто близким людям, как правило, не находит никакого оправдания.
Класс явлений добродетельного обмана может быть разбит на две группы. К первой из них могут быть отнесены все случаи, «когда объект обмана и объект доброго дела совпадают». Типичным примером этого служит сокрытие от больного той информации о истинном положении его здоровья, которая способна ввергнуть больного в тяжелые психоэмоциональные переживания, депрессию, суицидальное настроение; которая резко снизит его активность в борьбе с заболеванием. Четко продуманная и организованная врачом дезинформация больного может, напротив, повысить его сопротивляемость болезни и придать уверенность в положительном исходе, содействовать мобилизации его жизненных сил.
Сюда же можно отнести любые другие случаи, где обман совершается ради того, чтобы облегчить положение некоторого другого лица: избавить его от горя, чрезмерных отрицательных эмоций, предохранить от опасного увлечения, от ошибок, неразумных действий, пресечь мысли о самоубийстве, и тому подобное.
Ко второй группе относятся те случаи, когда объект обмана и объект доброго дела не совпадают. В таких случаях один субъект обманывает другого во имя блага или третьего, где под третьим может выступать любое нечто – от отдельного человека до абстрактной идеи, или же в своих собственных целях, которые или видятся справедливыми большинству.
пример, в случаях, когда необходимо обезвредить террориста, с которым ведутся переговоры, предпринимаются все возможные формы давления на него и искажения действительности таким образом, чтобы ослабить его внимание или вынудить его поддаться на провокацию, после чего его можно будет обезвредить. Подобное поведение лиц, которые противодействуют опасности, является им предписанным, рекомендованным, нормативно закрепленным. В других случаях используемая ложь не является ни предписанной, ни нормативной, однако, с точки зрения некоторого большинства, она является необходимой и оправданной. Например, на допросе подследственного следователь может использовать ложь в качестве инструмента давления на допрашиваемого. И хотя с нравственной, с философской, с общечеловеческой позиции правда всегда предпочтительнее, чем ложь и обман, тем не менее во многих случаях обман молчаливо одобряется и даже считается желательным, как адекватная мера противодействия некоторой агрессивной социальной данности.
Таким образом, мы имеем весьма сложную структуру класса добродетельной лжи, которую можно отобразить с помощью таблицы (Таблица N1).
Нормативные и Нравственные ситуации обмана
Несколько иная классификация может быть получена, если за ее группирующую основу взять, с одной стороны, все общественно-нормативные ситуации обмана, а с другой – личностно-нравственные ситуации обмана.
первом случае обман является необходимым общественным инструментом, способным добиться гораздо более выгодных результатов, чем, если бы говорилась исключительно правда. Например, «если в один прекрасный день все психологи примут решение никогда не вводить в заблуждение испытуемых, то многие эксперименты станут невыполнимыми». Во втором случае обман ситуативен, не подлежит или не поддается изучению, не имеет явно выраженных признаков общественного соглашения, нормативно не формализован, и вся ответственность, как правило, лежит на объекте, инициирующем обман ради некоторого блага, которое он предполагает. Рассмотрим эту классификацию подробнее.
Общественно-нормативные ситуации обмана
Под общественно-нормативными ситуациями следует понимать все случаи обмана, которые обладают следующими признаками:
-Они поддаются правовому, нормативному и общественному регулированию.
Например, разведчик обманывает не по своему желанию, а в целях некоторого общества, интересы которого он представляет. Более того, он действует с их согласия, одобрения и научения. Нормативно ничто не мешает общественным институтам запретить лицам, осуществляющим разведывательную и шпионскую деятельность, использовать ложь в своей деятельности. Однако этого не происходит, как не происходит во многих других случаях, где ложь подразумевается как один из важных инструментов в достижении общественных целей.
-Отказ или запрет на использование лжи может приводить к ситуациям, более драматичным и неблагоприятным для общества.
Действительно, можно согласиться с Виктором Знаковым, который говорит, что «иногда мы просто вынуждены лгать». У ученых возникнут серьезные трудности в разработке новых лекарственных средств, из экспериментальной психологии придется исключить большое количество методик и подходов, при которых испытуемый должен находится в неведении относительно целей и задач эксперимента.
-Люди, которые обманывают с позиции общественно-нормативных ситуаций, не преследуют своих личных интересов.
Люди, которые обманывают в контексте той или иной ситуации, не преследуют своих личных интересов или желания извлечь из этого какую-нибудь выгоду для себя. Вполне вероятно, что вне контекста этих ситуаций те же самые люди вообще не способны обманывать других. Обман для них является инструментом, использование которого оправдано в строго определенных ситуациях. Например, пилоты самолета могут сообщить пассажирам, что полет проходит нормально, хотя, на самом деле, в это время они отчаянно борются за выживание самолета. В данной ситуации у пилотов нет никакого личного интереса обманывать, они подчиняются правилу, при котором сообщение правдивой информации неизбежно приведет к более драматичным последствиям (панике). Врач, который сообщает больному о том, что последний «пошел на поправку», не имеет желания обманывать и не видит в этом личной выгоды, но знает, что это ускорит и облегчит процесс выздоровления больного.
-Для любого из распространенных случаев общественно-нормативной ситуации обмана существуют как многочисленные прецеденты, которые поддаются анализу, так и заключения, что в данных случаях обман будет более предпочтителен, чем правда.
По данным американского врача Алана Робертса, полученным в 1993 году, терапия головных болей с помощью плацебо приводит к 67,9% излечения, а терапия расстройств пищеварения – к 58,0% выздоровления. А проведенный им сравнительный анализ действенности фармакологических и плацебных препаратов обнаружил, что «при обычных головных болях или расстройствах пищеварения плацебо оказались эффективнее иных медикаментов» [С.С. Степанов, «Психологическая мозаика», Москва, «Академия», 1996]. Таким образом, в некотором роде можно считать научно доказанным, что использование обмана в терапевтических ситуациях может приводить к гораздо более эффективным результатам, чем в тех случаях, если бы терапия не использовала эту возможность. Очевидно, что многие контексты общественных ситуаций, в которых присутствует обман, нормативно закреплены в силу того, что их существование является необходимым, выгодным и эффективным для развития самого общества, и что такая точка зрения подкреплена опытом, анализом и научными данными.
-Общество признает существование таких ситуаций, когда использование обмана оправдано, и, в своем большинстве, согласно с этим.
Согласно иерархии потребностей Абрахама Маслоу, базальные потребности человека – физиологические потребности и потребность в безопасности – имеют большую ценность для любого большинства, чем потребности гораздо более высокого уровня развития – нравственные, общечеловеческие. Как следствие этого, можно сделать вывод, что общество в целом признает, и готово признавать, право на существование ситуаций обмана, если они ориентированы на удовлетворение базальных потребностей, связанных с выживанием и безопасностью.
Личностно-нравственные ситуации обмана
Под личностно-нравственными ситуациями обмана следует понимать все случаи, в которых объект или умалчивает об истинном положении дел, или искажает информацию, предполагая, что и в том, и в другом случае это будет наилучшим выходом для субъекта, которому предоставляется ложная картина действительности. Основное отличие таких ситуаций от нормативно-общественных заключается в том, что обманщиком движет собственное понимание ситуации, и что он находится вне любого контекста, который бы предписывал обманное действие как вынужденное, оправданное или необходимое.
Личностно-нравственные ситуации обмана гораздо более распространенное явление, чем нормативно-общественные, число которых хоть и велико, но явно конечно и весьма строго определено самим обществом. Мы встречаем их и дома, и на работе, и на улице. Тема лжи во благо – один из излюбленных мотивов в литературе, достаточно вспомнить лишь «На дне» Горького.
ктор Знаков утверждает, что добродетельная ложь вообще является традиционно русским типом. Проведенный им опрос («В каких ситуациях вы можете солгать?») обнаруживает, что большинство людей склонны отвечать так, что Знаков характеризует как «ложь во имя спасения»: искажение диагноза, сообщаемого неизлечимо больному; желание оградить близкого человека от лишних неприятностей; неточное изложение родителям совсем не героических обстоятельств гибели их сына в армии и т.п.». А статистические исследования полученных результатов показали, что подобные ответы «следует признать наиболее типичными для представителей русской культуры».
Если не выделять, как это сделал Знаков, «субъективно-нравственный» тип понимания лжи, свойственный русской культуре и ментальности, а остановиться на предложенной в этой работе личностно-нравственной типологии обмана, не имеющей транскультурных различий, то можно сформулировать и описать основные признаки, которые свойственны феномену добродетельного обмана в контексте ненормативных ситуаций.
-Личная убежденность, что в определенном контексте ситуации лучше обмануть или умолчать, чем сказать правду.
Родитель, который говорит ребенку о том, что дети берутся из капусты, убежден в том, что в данной ситуации это много лучше, чем пытаться объяснить все так, как оно есть на самом деле.
на, которая говорит тяжело больному мужу, что он скоро поправится, так как врач по секрету поделился с ней прогнозом на его выздоровление (и что не имеет отношения к действительности), преследует самые лучшие цели и верит, что так будет лучше. Сын, который пишет в письме, как все хорошо в армии и как ему легко служится, просто не хочет травмировать своих родителей истинным положением дел. В каждом из приведенных случаев и в миллионах возможных подобных случаев люди выбирают сказать неправду, которая, по их мнению, или сможет улучшить ситуацию, или ее не усугубит.
-Поведение лиц, которые в тех или иных ситуациях склонны обманывать ради предполагаемого блага, невозможно контролировать и регламентировать. Оно не поддается нормативному и правовому регулированию.
Если врач сообщает пациенту ложную картину о состоянии его здоровья, после которого самочувствие больного резко ухудшится, то такое событие не пройдет мимо профессионального сообщества, которое регламентирует подобные действия, и требует точного и профессионального их исполнения. Независимо от правового поля, которое может оговаривать подобные действия, или не оговаривать, обманное действие может попасть в поле зрения более высоких социальных институтов как факт, имеющий неожиданное следствие или создающий некий прецедент, требующий пересмотра норм и требований к исполнителю обмана. В случае с личностно инициируемыми формами обмана повлиять на подобные действия практически невозможно. В мире, возможно, миллионы родителей внушают детям ложные картины сексуальных отношений, брачных связей и многих других явлений, будучи искренне убежденными, что это принесет только пользу их детям. Людей, которые так поступают, невозможно привлечь к ответственности и вынудить их поступать иначе. Такой добродетельный обман может иметь самое непосредственное отношение «лишь к чувствам обманщика, а не к юридическому определению его виновности или невиновности».
-Для любого из распространенных случаев личностно-нравственной ситуации обмана не существуют однозначных фактов и заключений, которые утверждали бы, что в данных случаях правда предпочтительнее обмана.
С общечеловеческой, с нравственной, с философской точки зрения говорить правду всегда предпочтительнее, чем обманывать. «Кант, например, говорил, что категорически нельзя допускать ложь ни в чем, поскольку считал, что любая ложь всегда кому-нибудь вредит: либо человеку, либо человечеству» («Трудиться понять ближнего», Интервью с Виктором Знаковым, журнал «Человек», 1998, № 5). Однако нельзя сказать однозначно, что в большинстве жизненных ситуаций в их самом житейском представлении правда не всегда предполагается, как наилучший выбор. И в значительном количестве ситуаций люди руководствуются гораздо более приземленными категориями, исходя из собственного понимания ситуации. Никто не учил и вряд ли кто и когда либо сможет научить солдата говорить своему смертельно раненому на поле боя другу, что тот скоро поправится и что все будет хорошо. Вряд ли кто и когда либо найдет однозначный ответ: нужно ли на самом деле делиться со своими членами семьи плохими новостями, или лучше умолчать о них? Каждая из таких ситуаций имеет свой определенный, уникальный характер. И в такой ситуации выбор каждым конкретным человеком – что сказать, правду или обман? – остается исключительно делом совести, воспитания и психологической индивидуальности человека.
Источник: psyberia.ru
«Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». Сюжет: Опричник Кирибеевич влюбляется в женщину. Узнав, что она замужем за купцом Калашниковым, Кирибеевич не оставляет попыток, и, в тайне от её мужа, уговаривает поцелуями выйти за него. Но она любила мужа и была тому верна. Алена Дмитриевна все рассказала своему мужу, и тот вышел с Кирибеевичем на поединок. Победил купец Калашников, но Кирибеевич был любимым опричником у царя и поэтому Иван Васильевич приказал отрубить голову купцу. Ложь опричника, утаившего правду о замужестве его избранницы, и молчание Калашникова, скрывшего поруганную честь семьи, привели к человеческой трагедии.
Примеры к выражению «ложь во благо» в «Капитанской дочке» встречаются несколько раз, и самым ярким из них является обман Гринёва. Он хотел спасти Машу Миронову, которая являлась его возлюбленной, и представил девушку Пугачёву как бедную сироту. Гринёв обманул Пугачёва ради спасения своей возлюбленной, что является ярким примером лжи во благо. Однако стоит отметить, что Гринёв никогда не шёл против чести и лгал, лишь когда оказывался в сложных и опасных для него ситуациях. Но если бы Пугачёв узнал, что Маша – капитанская дочь, над ней бы могли надругаться и даже казнить. Поэтому Пётр решил солгать во благо своей возлюбленной для того, чтобы она осталась цела и невредима.
Примером «лжи ради спасения» своей чести ценой жизни других может послужить роман В. Крестовского «Петербургские трущобы». Князь Шадурский, совративший соседку по имению, юную княжну Анну, предает на воспитание бедным людям плод их любви. Обманутая Анна ищет свою дочь, но проклятая и оставленная без наследства матерью вскоре опускается на самое дно столичной жизни. Не избежал подобной участи и управляющий Шадурских. Княгиня отставила от дел любовника, сослав его с приличной суммой и внебрачным сыном с глаз долой. Ложь, жестокосердие и коварство вырвали из светской жизни двух людей, заставили их познать нищету, бродяжничество и притоны.
Источник: znanija.com
Что лучше «ложь во спасение» или «горькая» правда? Этим вопросом человечество задается на протяжении столетий. Правда и ложь, добро и зло всегда стоят рядом, они неотделимы. Столкновение этих понятий является основой многих всемирно известных литературных произведений. Среди них и социально-философская пьеса М. Горького «На дне”. Суть ее — в столкновении жизненных позиций и взглядов разных людей.
В драме «На Дне» действие происходит в ночлежке, похожей на пещеру с низким потолком, где темно, нет простора и трудно дышать. Здесь собрались воры, нищие, калеки — все, кто был выброшен из жизни, измученные и никому не нужные. Проживая вместе, они обсуждают насущные жизненные вопросы. Самая важная, мучительная проблема для обитателей ночлежки — это проблема правды и лжи. В чём заключается «правда” ночлежки? В том, что у людей отнято будущее, надежда, смысл. Почти все ночлежники как могут спасаются от этой «правды”, выдумывают себе суррогаты будущего, надежды, смысла. Так, живущая в ночлежке девушка Настя грезит «роковой любовью”. Торговка Квашня гордится своей мнимой женской свободой, Васька Пепел — ещё более мнимой свободой воровской, а сапожник Алёшка — совсем уже отчаянной свободой загула. Актёр надеется на свой талант и на то, что его трудности, вызванные алкоголизмом, временные. Клещ цепляется за своё классовое самосознание, гордится своей принадлежностью к рабочему классу и всеми силами рвётся из ночлежки. Татарин пытается держаться за Коран, а умирающая Анна с надеждой ждёт воздаяния в загробной жизни. Даже самые отчаявшиеся из ночлежников на что-то ещё опираются, за что-то держатся: Барон живёт своим прошлым, а у Наташи остаётся ещё последняя надежда на спасительную любовь. Только два персонажа из обитателей «дна” лишены иллюзий — это Сатин и Бубнов.
Сатин — борец за истину. Какова же его правда? Правда у Сатина – человек. Знаменитый монолог Сатина о человеке, в котором он говорит о необходимости уважать человека, утверждает иную, по сравнению с Бубновым, жизненную позицию: «Все — в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга! Человек! Это — великолепно! Это звучит… гордо! Человек! Надо уважать человека. Не жалеть… не унижать его жалостью… уважать надо!» Сатин сам лжёт, но он имеет идеальное обоснование не в прошлом и настоящем, а в будущем – в перспективе слияния человечества на основах разумного преобразования жизни. Вместо любви к ближнему Сатин предлагает любовь к дальнему абстрактному человеку. Горький понимал, что в устах Сатина речь о гордом и свободном человеке звучала искусственно, но она должна была звучать в пьесе, выражая сокровенные идеалы самого автора.
Позиция Сатина утешительна – противостоит позиция Бубнова. Это наиболее мрачная фигура в пьесе. Бубнов никогда явно в спор не вступает, словно разговаривает с самим собой («А ниточки-то гнилые…»). Бубнов относится к жизни со злым пессимизмом («Люди все живут, как щепки по реке плывут…»). Но всё-таки в отчаянном Бубнове под зачерствелостью и безразличием можно обнаружить страдающую человеческую душу. В конце пьесы его наивная мечта разбогатеть и открыть бесплатный трактир для бедных сближает его с товарищами по несчастью.
Таким образом, правда, пусть и самая горькая, всегда должна побеждать. Ложь, даже «во спасение», — чистейшее проявление неуважения к человеку. Уважать же человека надо всегда: кем бы он ни был, ведь он в первую очередь – человек.
Источник: webhelper.info
Рано утром Лопатин с Ваниным ушли в первую роту. Сабуров остался: он хотел воспользоваться затишьем. Сначала они два часа просидели с Масленниковым за составлением различной военной отчетности, часть которой была действительно необходимой, а часть казалась Сабурову лишней и заведенной только в силу давней мирной привычки ко всякого рода канцелярщине. Потом, когда Масленников ушел, Сабуров сел за отложенное и тяготившее его дело — за
ответы на письма, пришедшие к мертвым.
Сочинение
Народная мудрость гласит: «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь». Так ли это является на самом деле, и всегда ли ложь имеет за собой только отрицательный подтекст? Проблему лжи во благо поднимает в данном мне тексте К. Симонов.
История знает множество людей, отличившихся когда-то необычайно светлыми, искренними, добрыми поступками, и одним из таких случаев является герой истории, с которой знакомит нас автор. Её герой, Сабуров, находясь в условиях войны, пользуясь затишьем и несколькими минутами свободного времени, часто снимал тяжесть с сердца одним добрым поступком: он отвечал на письма убитых солдат, пришедшие им от родных. Автор обращает наше внимание на то, что большинство на месте Сабурова проигнорировало бы письма, отказываясь брать на себя эту тяжкую ношу. Но герой не мог так просто проходить мимо чужого горя и предпочитал помогать ближнему, превозмогая собственную боль. Однако и в самом процессе написания письма Сабуров сталкивался с трудностями и моральными терзаниями: ответить цинично и коротко, как ответил бы любой равнодушный к чужой беде человек, или солгать во благо, разнообразив ответ нужными для родных и близких подробностями героической гибели их солдата. К. Смирнов делает акцент на том, что сам герой не лгал и считал лишь ложь ради добрых намерений единственно приемлемой. Потому он решился на приукрашенный и полный взаимной скорби рассказ, понимая, что горюющим любая весть об убитом станет чреватой полной перемены жизни, всего будущего, а, значит, им просто необходима была подобная поддержка. Наш герой просто знал, что нужно людям, и давал им это, находя нужные слова и подбирая правильные обороты, считая, что такая ложь сделает только лучше и облегчит страдания горюющих.
Хотя позиция автора не выражена явно, логика текста убеждает читателя в том, что ложь не считается чем-то негативным и противоестественным, если она совершается с добрыми намерениями. Ложь во благо помогает человеку поверить в лучшее и скрасить своё горе несколькими счастливыми мгновениями, а, значит, иногда лучше солгать, пересилив собственные принципы, нежели оставить человека наедине с правдой, разъедающей его изнутри.
Мне близка позиция К. Симонова тем, что я тоже считаю, что лгать априори плохо, однако если ложь может спасти одного или даже нескольких людей, можно позволить себе оказать подобную помощь. Ложь во благо – это приукрашенные сведения, донесенные лишь с добрыми намерениями, и это спасательный круг для тех, кто не может выносить жестокую правду.
Подобной позиции придерживался герой пьесы М. Горького «На дне». Лука также считал, что в некоторых случаях человеку не стоит подавать правду такой, какая она есть – это может навредить ему. Самообман по мнению героя способен повлиять на многое, в том числе и на моральное и физическое состояние человека, — потому он старался «спасти» Анну добрым словом и поступком и призывал к этому всех жителей ночлежки. Но стоит отметить, что Лука не отрицал и тот факт, что иногда все же стоит произносить «горькую правду», но лишь в том случае, когда она уместна и своевременна.
А.С. Пушкин в повести «Капитанская дочка» также поднимает проблему лжи во благо. Писатель раскрывает её на примере ситуации, когда Петру Гриневу нужно было спасти свою возлюбленную от верной гибели, и он не нашел ничего лучше, чем солгать о её происхождении. Петр, узнав о том, что Маше Мироновой, дочери капитана Миронова, грозит смерть и, возможно, жестокие издевательства, представил её Пугачеву как бедную сироту, что и стало «ложью во благо». Стоит отметить, что сам Петр был человеком чести и достоинства и не мирился с ложью и клеветой в любых их формах, но в этом случае он решился на подобный поступок, чем и спас жизнь бедной девушки.
Прочитав текст, понимаешь, что цель автора заключалась в разграничении понятий «ложь» и «ложь во благо». Автор стремился убедить нас в том, что сегодня, когда общество захватили циничность и наплевательское отношение к людям, важно помнить о том, что помощь ближнему – это, в первую очередь, искреннее сопереживание его трагедии, и в этом случае ложь во благо принимает совершенно иную форму и иной подтекст.
Источник: 4ege.ru