После публикации видеообращения певицы Шинейд О’Коннор, в котором она рассказывает о своей депрессии, одиночестве и суицидальных мыслях, многие задумались, как можно помочь близкому с психическим расстройством. Борис Веркс, чья жена 6 лет борется с депрессией и паническими атаками, написал в Facebook о том, что помогает им справляться с болезнью. Специально для «Правмира» эти рекомендации прокомментировала психиатр Мария Лейбович.
Не пытаться его рационализировать
Это особенно важно, если у вас рационализаторский мозг. К человеку, который сходит с ума, не надо в этом состоянии подбирать ключ. Если пилот самолета, попавшего в турбулентность, начнет в панике жать на все кнопки подряд, у него гораздо больше шансов разбиться, чем выйти из турбулентности и посадить его.
Примерно то же самое делаете вы, пытаясь самостоятельно помочь человеку распутать цепочку, которая приводит к безумию. Скорее всего, вы просто нагрузите ее новыми звеньями: дополнительной виной, ложными гипотезами. Это опасно.
Как бы жестоко это ни звучало, все это надо было делать до того, как человек оказался на грани.
Если упрощать, безумие — это следствие запущенного химического сбоя мозга, вы не сможете провернуть процесс обратно через этот сбой, обсчитать генератор случайных чисел. Чтобы сделать это, нужны годы очень специфического образования и опыта и огромная удача, которой у вас точно нет, если вы уже оказались в такой ситуации.
Например, не нужно пытаться апеллировать к хорошему: человек, который сходит с ума, воспринимает наличие работы, денег, хорошей квартиры, детей, здоровье близких, хорошую погоду не так, как вы. Я бы сказал, что вам и не нужно пытаться это понять, иначе вы не сможете работать противовесом безумию.
Заставлять выговариваться
Единственный подручный способ бороться с безумием — выгонять его из организма, как инфекцию. Как минимум, вы сможете выиграть время, чтобы перегруппироваться, как максимум — спасти человека. Как это делать? Просить человека подробно выговаривать все, что происходит у него в голове, не осуждая его ни в чем, не удивляясь ничему, расспрашивать, стараться понять и говорить, что понимаешь (даже если не понимаешь вообще, потому что сейчас это неважно), не высказывать никакого своего отношения к этому, кроме принятия.
Безумие нужно вынимать на свет ложками, не оставляя ему возможность накапливаться в темных углах и плодиться делением, для этого нужно его выговаривать.
Если вам надо отвлечься, нужно дать человеку карандаш и тетрадку, чтобы он писал без остановки обо всем, что происходит у него в голове. Кстати, эти заметки потом очень помогут в работе с психотерапевтом.
Заботиться о себе
В самолете вы надеваете кислородную маску сначала на себя, потом на ребенка. В герметичной ситуации безумия то же самое. Если вы не позаботитесь физически о себе (еда, сон, гигиена), вы не сможете помочь близкому. Если вы будете позволять себе раскисать, то попадете под машину, а при таких раскладах вы безумнее безумца.
Даже не очень чувствительный человек всегда подвержен иннервации состоянием близкого, поэтому следите за собой. Я бы сказал, что человеку, который занимается поддержкой близкого, скорее всего, самому нужна терапия.
Имитировать жизнь
Любой человек, не только в состоянии психоза, всегда глупее собственного тела. По счастью, мозг — это часть тела. Имитация жизни — это типа fake it till you make it («Притворяйся, пока это не станет правдой» — ред.), только ваша задача – не помочь человеку стать лучше, а просто выжить.
Оставлять сознание наедине с собой слишком надолго нельзя. Нужно аккуратно делать то, что человек еще может делать из того, что делать привык. Приготовить вместе ужин. Пройтись в парке с мороженым. Посмотреть вместе фильм. Съездить куда-то, где человеку всегда было спокойно в нормальной жизни.
Делать то, что вас объединяет и не требует от вашего близкого особой рефлексии, оценки себя, самосоотношения с кем-то и вами. Ваша задача — удержать разум в теле, для этого тело нужно обмануть, имитируя нормальную жизнь.
Заземлять
Важно делать то, что заставляет мозг обратить внимание на тело и обрабатывать приходящие от него сигналы, вместо того, чем ему на самом деле хочется заняться.
Подойдет все, что отвлекает человека от своего сознания в пользу тела: посидеть в ванной, заняться сексом, выйти подышать другим воздухом, радикально постричься, сходить на массаж.
Вообще физические штуки очень важны. Отделяющемуся сознанию надо дать понять, что вообще-то оно не само по себе, а вот тут внизу еще идет жизнь и никто ее не отменял.
Выводить из изоляции, но избегать токсичной коммуникации
Когда разум отделяется от тела, худшее, что можно сделать, это предоставить ему для этого комфортные условия: держать в четырех стенах, удовлетворять его стремление к полной изоляции от окружающей и собственной жизни.
Найдите в вашем окружении людей, которые максимально лишены склонности к суждению и осуждению, и смогут просто принять человека в этом состоянии, проведите с ними время. Иногда, чтобы остановить безумие, достаточно простого молчаливого объятия. Поговорите о происходящем вместе с кем-то еще.
У этого пункта есть важный сложный момент: иногда вы сами являетесь фактором ухудшения состояния (например, если вы в паре). Как бы тяжело это ни было, спросите себя, не можете ли вы просто своим присутствием делать хуже, и подумайте, что можно с этим сделать, но так, чтобы не бросать близкого.
Терпеть агрессию
Наверное, это самое тяжелое, что может быть на свете, и об этом практически ничего нельзя сказать. Важно принять: это агрессирует не ваш близкий, это его болезнь. Вы не можете побороть болезнь, но вы точно покалечите ослабленный разум человека, которого еще можно спасти, если не удержите собственную реакцию.
Наша подруга-лютеранка как-то сказала, что истинный христианин не приемлет грех, а не грешника. Не нужно быть верующим, чтобы провести аналогию.
При этом агрессию важно анализировать, потому что агрессия — это тоже транспорт для вывода безумия. То, что выходит с агрессией, возможно, выходит таким образом потому, что это важно.
Суицидальные мысли по умолчанию воспринимайте как реальную, максимально опасную угрозу, даже если человек никогда в жизни не говорил об этом до болезни, и вы не можете представить, что ваш близкий на это способен.
Суицидальные мысли — это крик о помощи, не вздумайте игнорировать его.
Выключать мозг
Сходящий с ума человек — это как перегретый компьютер. Если у вас перегрелся компьютер, вы выключаете его, чтобы он остановил работу, и ждете, пока он остынет – то же самое с человеком. Для этого можно гулять, заставить человека делать что-то, от чего он физически быстрее устанет (но не изнурять).
Ваша задача – довести к вечеру тело до плавной разрядки, чтобы мозг смог во сне остыть и перезагрузиться. Поэтому важно восстановить или создать с нуля режим сна (даже если человек не высыпается – мы не говорим тут о качестве жизни). «Вырубаться» алкоголем и любыми средствами, изменяющими сознание, нельзя ни в коем случае (если у вас есть друзья или родственники, склонные к этому, ограничьте их влияние).
Следить за питанием
Человек, который борется с собственным сознанием, возможно, не способен одновременно следить за телом, и это большой подвох, потому что у него не остается сил на борьбу с болезнью. Найдите то, что человек может есть в этом состоянии, и следите, чтобы он ел и пил.
Избегать лишней иннервации
Например, не надо смотреть фильмы, в которых герой сходит с ума, абсурдистские спектакли, читать Шекспира, оказываться в дополнительно сюрреалистичных ситуациях.
В обычной жизни ты не обращаешь на эти вещи внимания (и даже сам ищешь их), но их вокруг огромное количество.
И 2 самых важных совета!
Вести к психотерапевту/психиатру прямо сейчас
Не к психологу, священнику, коллегам по болезни, на форум диванных экспертов, коучу по саморазвитию, в спортзал или на работу.
Когда у вас сломана нога, вы не идете к косметологу, вы идете прямо к хирургу.
Как выбрать терапевта
Нужно четко описать ему ситуацию со стороны (возможно, ваш близкий не в состоянии сделать это адекватно сам). Терапевт должен быть уверен в своих силах и опыте, либо перенаправить вас к другому специалисту.
Выявить хорошего терапевта до первого сеанса тяжело, но вполне можно после. Самое главное: терапевт никогда не скажет человеку, что ему делать. Это прямое нарушение этики. Если терапевт говорит — выпей винца, сгоняй на море и займись спортом, пожалуйста, идите к другому врачу. Терапевт помогает разработать тактику действий, но это может быть только обоюдный, основанный на анализе процесс, и это не происходит за час.
Терапевт не обещает результат за 4 встречи и вообще не обещает, потому что не может физически.
Если с терапевтом некомфортно, лучше уходить — у вас нет времени притираться. Способность создать максимально доверительную атмосферу — основная обязанность терапевта. Если у вас есть опасения о том, что терапевт может не соблюдать конфиденциальность пациента — бегите от него.
Терапевт не будет лезть куда-то без вашего согласия, намеренно принося боль — он будет аккуратно готовить вас к этому. Терапевт не будет оценивать вас и высказывать своего порицания ваших мыслей.
Пить таблетки, если их назначили
И ни в коем случае не пить таблетки подруги, таблетки, о которых кто-то где-то написал, пить таблетки без еженедельного контроля специалиста, нарушать режим приема.
Решиться на таблетки часто тяжело, потому что они как бы легитимизируют безумие. И еще есть много мнений о том, что это на всю жизнь, и еще можно набрать вес, и еще это заговор фармкомпаний, и вообще ты не такой слабак, чтобы не справиться без них.
Обо всем этом можно будет подумать, когда вы дотащите человека до того состояния, в котором он в принципе сможет о чем-то думать.
Не сдаваться
Сходить с ума — физически очень трудно, и это не продолжается вечно: все либо закончится больницей, либо станет легче — это довольно бинарная ситуация, и оба этих варианта лучше, чем та неопределенность, в которой вы находитесь сейчас.
Вместе с тем, сойти с ума точно очень легко, если ты остаешься наедине с самим собой.
Если вы вытащили близкого с того света, в вашей жизни, скорее всего, никогда не будет ничего, чем вы сможете гордиться больше.
Ничего этого я бы не знал, если бы моя жена Алия, которая 6 лет героически живет с психическим заболеванием, не объяснила бы мне. Как, впрочем, и большинство вещей, которые я знаю о жизни.
Мария Лейбович, врач-психиатр, завотделением реабилитации ФГБНУ «НЦПЗ»
Иглоукалывание, отчитки и колокольный звон не лечат психических расстройств!
Рекомендации Бориса во многом верны, самые важные из них касаются причин (говоря словами Бориса, «безумие — это следствие запущенного химического сбоя мозга») и медицинской помощи.
Действительно, для ее оказания необходим специалист (а иногда и команда специалистов), получивших специальное образование и имеющих опыт работы с такими пациентами.
От себя хочу лишь подчеркнуть, за исключением депрессий и тревожных расстройств легкой степени (выраженность оценивает врач!), психические расстройства лечатся исключительно медикаментозно. Ни иглоукалывание, ни режим, ни уринотерапия, ни гомеопатия, ни «отчитки», а также колокольный звон – не лечат психических расстройств! И, разумеется, соблюдение предписаний врача — главное условие успешности лечения, формирования устойчивой ремиссии и основной метод вторичной профилактики.
Если с пациентом работает психолог, то это обязательно должен быть именно клинический (медицинский) психолог. Тот «хороший, что кузине помог», не подойдет. Кстати, то, что психотерапевт никогда не скажет, что делать — миф. Чем выраженнее нарушение, тем директивнее терапевт.
В комментариях к рекомендациям Бориса был вопрос о том, как отвезти пациента к психотерапевту, если сам пациент категорически против. Здесь произошла подмена понятий: к психотерапевту против воли человека вести бессмысленно, этот специалист может помочь только человеку, который настроен на сотрудничество (исключение — принудительное посещение психотерапевта по решению суда в зарубежной практике, эффективность в настоящее время обсуждается).
А вот принудительному лечению у психиатра подлежит только человек, представляющий угрозу для себя (суицидальные намерения) или окружающих (угрозы). Оценку потенциальной опасности пациента и его состояния лучше доверить специалисту. Все остальное — индивидуально в зависимости от состояния, подбираемых схем, уговоров, убеждений, компромиссов, сделок. В нашей клинике консультации родственников по вопросам, как убедить пойти к врачу, как снизить стресс от госпитализации, уже стали обычным делом.
Про выживание близких также все верно. «Сначала кислородную маску себе, потом ребенку». Как в самолете. Это правило.
В моменты обострения под ударом оказываются самые близкие. Им необходимо понимание своих ресурсов и отдых.
Нужно давать себе передышку — родные не должны быть готовы помогать 24 часа в сутки. Обязательно «выключение» из спасения, внимание и время своим интересам, «пополнение ресурсов». Обращение за помощью и информация о том, где эту помощь можно получить. В основе — понимание того, что жизнь с психически больным человеком — большая нагрузка, необходимо беречь силы.
Нужно обращаться в тематические сообщества за поддержкой, посещать медицинского психолога. Чтобы иметь возможность заботиться о близких, необходимо заботиться о себе. Забота о себе включает регулярное питание, физическую нагрузку, общение вне семьи, отдых, отвлечение, распределение обязанностей между членами семьи. Если вам что-то надоело — это нормально. Нормально также иногда сказать «нет».
Иногда нужно выстраивание границ («Поговорим, когда ты успокоишься», «Если ты меня ударишь, я вызову скорую психиатрическую помощь»). В случае агрессии важно соблюдать границы. Если агрессия обращена лично к вам — максимально соблюдайте спокойствие (стали бы вы кричать на человека, которого на вас стошнило, например?), обсудите после и договоритесь о границах допустимого.
Действительно, общаясь с близким, не нужно пытаться апеллировать к хорошему. Во-первых, депрессия сопровождается определенными когнитивными расстройствами (проще говоря, «все видится в черном свете») и объективности ждать от больного нельзя. Во-вторых, подобные увещевания вызывают чувство вины у больных («с жиру бесишься») и усугубляют их изоляцию из-за ощущения, что их не понимают.
Не стоит допускать плоских утешительных высказываний или тривиальных подбадриваний («Все будет хорошо», «Нечего бояться»). Нужно избегать фраз «Возьми себя в руки», «Не придумывай», «Ты просто себя накручиваешь».
Относиться к переживаниям больных стоит серьезно, понимая, что состояние близкого человека действительно болезненное, это не прихоть или каприз.
Борис хорошо написал о том, как слушать своего близкого — внимательно, не оценивая, не удивляясь, не осуждая, не выказывая никакого отношения, кроме принятия. Это помогает сохранить контакт с больным, понимать, что происходит с ним, видеть изменения в состоянии. Только, возможно, не стоит говорить, что понимаешь, если на самом деле не понимаешь. Можно сказать, например — я не могу себе этого представить, но я вижу, как это мучительно для тебя. А говорить нужно просто (буквально, короткими фразами), ясно, спокойно и уверенно. Сохранять спокойствие (для этого следить, чтобы не было переутомления, была поддержка).
Не забывать говорить такие простые слова, как «Я люблю тебя», «Я рядом с тобой», «Я помогу тебе» – это может быть очень важно для вашего близкого. Человека действительно не стоит оставлять одного, а вот отвлечение – очень индивидуально. Не каждый пациент отвлечется от своих мыслей, сидя в ванной. И настаивать сильно не стоит, особенно на радикальной стрижке.
Можно предложить пройтись или постараться отвлечь от мыслей и переживаний. Это же относится к совету «выключить мозг». Гулять, отвлекать, наладить сон — хорошо. Заставлять и физически утомлять – очень индивидуально.
Источник: www.pravmir.ru
Какие бывают признаки данного заболевания?
Конечно же проявлений данного заболевания очень много. В мире были зарегистрированы самые разные, необычные и ужасные симптомы. Приведем несколько примеров:
1. Человек постоянно находится в испуге и утверждают, что его кто- то хочет убить и охотиться за ним.
2. Человек утверждает, что постоянно слышит голоса, которые заставляют его что- то сделать.
3. В голове у человека играет музыка. Да были и такие случаи.
4. Больной ищет дома животных, которых в доме нет и никогда не было. Так же он может искать крыс, а порой даже и драконов.
5. Человеку кажется, что из стен или потолка что- то растет и мешает ему.
6. Некоторые опасные больные даже сами могут наброситься на человека с топором. А потом утверждать, что его хотели убить.Это лишь некоторые примеры, но обязательно требует срочного вмешательства специалистов. Некоторые просто могут плакать или же наоборот смеяться без причины, некоторые кричат, и бывают с себя одежду, а кто- то просто лежит как истукан и ни с кем не ведет беседы.
Но в этих случаях не стоит сразу же ввести близкого человека к психиатру и утверждать,что он не нормальный. Существует такой вид заболевания, как реактивный психоз. Человека, которые вошел в это состояние, очень просто привести в чувства. Для этого нужно всего лишь плеснуть в него водой или сказать слово, которое успокоит его. Ведь в наше время стрессы, скандалы, суета запросто могут стать причиной такого психоза. И случиться это может с каждым, никто не застрахован. Поэтому отнестись к этому состоянию нужно с пониманием, заботой и поддержкой.
Источник: pomedicine.ru
13 марта в культурном центре ЗИЛ состоялась лекция клинического психолога Ильи Соболева «Как не сойти с ума?», организованная Лекторием Политехнического музея. Специалист поделился примерами из собственной врачебной практики, рассказал о факторах, влияющих на развитие шизофрении, о норме и отношении современной психиатрии к ее вариативности. Slon приводит сокращенную версию лекции.
О психиатрии можно говорить по-разному, с точки зрения формальной, например, – привести определение психических расстройств, рассказать о симптоматике и многообразии синдромов, но я предлагаю заглянуть по ту сторону диагноза. Психические заболевания вызывали неизменный интерес в обществе, но восприятие душевнобольных было разным: в течение долгого времени к страдающему психическим расстройством относились как к отбросу общества или преступнику. Тогда наиболее актуальным был вопрос его скорейшей изоляции от общества. Сравнительно недавно психически больного стали рассматривать как человека, заслуживающего по меньшей мере сострадания.
Мы часто говорим друг другу в ссорах: «Ты рехнулся? Сошел с ума?» Это значит, что поведение человека не вписывается в наше понимание нормы. А сомневаемся ли мы в собственной психической состоятельности, когда что-то кому-то доказываем? Ощущение реальности может начать колебаться. Я думаю, каждый из нас хотя бы раз в жизни переживал подобное. Представление о психической норме очень зыбко. Но если говорить о ней как о социальной необходимости, без четких критериев не обойтись. Скажем, шизофрения – заболевание, которое в большинстве случаев приводит к потере трудоспособности, соответственно, если понятие нормы не будет закреплено, у больного не останется возможности получить инвалидность и пенсию.
Всегда ли можно диагностировать душевное состояние человека, тем более что в современном мире понятие нормы размыто? В тоталитарном государстве, например, представление о ней будет более жестким. Многим известна страшная страница истории отечественной психиатрии, связанная с преследованием и расправами над диссидентами. Психиатрия использовалась как инструмент давления, изолирования инакомыслящих.
Представление о норме у психиатров и у людей, далеких от психиатрии, разное. Для обывателя некоторые больные выглядят просто хронически ленивыми – не ходят на работу, не выстраивают социальные связи. Ко мне обращаются родители таких пациентов и говорят: «Наверное, я плохо его воспитала». У психиатра совершенно другой взгляд на эти вещи. Например, в чем проблема Обломова с точки зрения психиатрии? Это человек с шизотипическим расстройством. К этому можно относиться с раздражением, что будет вполне понятно, очень многие не любят психиатрию и психиатров за так называемое навешивание ярлыков: может, просто у человека собственный мир, имеет право, почему вы говорите, что он сумасшедший?
Есть популярное умонастроение – антипсихиатрия, его суть – человек имеет право на своеобразие. Вопрос тонкий, особенно в сегодняшней ситуации, когда пересматриваются международные классификации болезней и предпочитают говорить не о заболевании, а о синдроме. Очень много вещей должно совпасть, симптомы должны проявляться достаточно долго, чтобы врач имел право поставить диагноз. Шизофрения несводима к так называемым основным симптомам: бреду, галлюцинациям, маниакальному возбуждению.
А изымает она энергетический потенциал. Приступ переносим, и он кратковременный, а вот последствия могут тянуться годами.
За последние десятилетия психиатрия сильно изменилась, в основном в лучшую сторону: пациентам, впервые попадающим в стационар, ставят реабилитационные диагнозы, даже если речь идет о шизофрении. Чтобы человек все-таки продолжал работать, чтобы диагноз не стал клеймом.
Психические расстройства укоренены в социокультурном контексте, и именно это вызывает к ним неподдельный интерес. Есть, например, традиционная связка – гений или помешательство? Сейчас я вполне могу сказать, что это совпадение, а не закономерность. И никакой прочной связи нет, это скорее артефакт. Наверное, гениев достаточное количество среди условно здоровых людей, и также они встречаются среди душевнобольных. Мне очень редко попадались пациенты с какими-то выдающимися способностями. Нет смысла соотносить гениальность с психическим здоровьем или сумасшествием.
С чем приходит пациент?
Что такое психическая норма для самого пациента? Далеко не каждый может сказать, что он психически здоров. В истории были периоды, когда резко возрастал интерес ко всему условно ненормальному, – потустороннему миру, нестандартному типу отношений между людьми. Это часто происходило на фоне неких социальных катаклизмов, такого рода регресс характерен для психики. Само понятие регресса подчеркивает для нас, насколько зыбкое представление о норме мы имеем.
О чем говорит пациент, приходя на первую консультацию к врачу? В первую очередь, я бы сформулировал так, это немое вопрошание: болен ли я, кто я, какое место я занимаю? Это, безусловно, лежит по ту сторону психиатрии, врача-психиатра такие вещи интересуют мало. Его волнует диагноз, симптоматика и выбор медикаментозной терапии. Отношение пациентов к собственной болезни очень разное. Кто-то может сказать, что болен уже в течение 10 лет, но это ничего не меняет в его жизни. Многие пациенты хорошо осведомлены о том, какой у них диагноз и что это означает: они могут найти информацию в интернете, услышать от врача, даже шутить на эту тему. Бывает забавно, когда пациент, много лет страдающий шизофренией, рассказывая мне какой-то инцидент, говорит, что он чуть с ума не сошел.
Что такое шизофрения?
Нет никакого ответа на этот вопрос. Традиционно к данному термину в психиатрии подходили достаточно критично, многие психиатры ратуют за отказ от него. Слишком сложен и неоднозначен генетический аспект болезни. С одной стороны, он очевиден, с другой, мы очень часто сталкиваемся с тем, что заболевание дебютирует, а никаких больных родственников, даже в нескольких поколениях, не обнаруживается. Из поколения в поколение накапливаются различные виды психопатологий – не обязательно шизофрения как таковая, это могут быть расстройства личности, какие-то отклонения в поведении. У кого-то, например, есть склонность все перепроверять, кто-то излишне тревожится по пустякам. Все эти вещи не дают нам никакого права говорить о человеке как о сошедшем с ума. И вот, например, через два поколения мы обнаруживаем случай шизотипического расстройства, когда симптоматика отчетлива, тем не менее человек не обращается к врачам. А вот еще через поколение мы сталкиваемся со случаем так называемой манифестной шизофрении, когда человек в состоянии острого психоза оказывается в больнице.
Нельзя сказать, что ребенок, чья мать больна шизофренией, обязательно заболеет. И дело тут не только в том, что невозможно обнаружить ген болезни. Роль играют среда, условия, в которых человек развивается. Первые контакты с матерью являются базовыми, структурирующими. Например, если есть некая трещина, определяемая неблагоприятным генетическим фоном, но ребенок развивается в семье, где очень теплые отношения между супругами, где есть возможность говорить напрямую о чувствах, поддержка, где он может получить ощущение безопасности, то вполне вероятно, что эта трещина дальше не поползет. Она будет компенсирована. И наоборот – если даже с точки зрения наследственности ничего страшного не происходило в предыдущих поколениях, а атмосфера в семье крайне неблагоприятная, мы можем столкнуться со случаем заболевания.
Невольно калечащая семья
Теорий, толкующих шизофрению, огромное количество. Американский ученый Грегори Бейтсон ввел понятие «двойного зажима». Речь идет о своеобразной коммуникации между матерью и ребенком. Бейтсон считал, что двойной зажим является предиспозицией к тяжелому психическому расстройству. Мать, адресуя некое послание ребенку, эмоционально имеет в виду абсолютно другое. Например, она говорит: «Иди сюда, я тебя поцелую», он радостно подбегает и слышит: «Почему опять испачкал штаны?» Психика ребенка, в отличие от психики взрослого, не имеет защитных механизмов, которые позволяли бы ему перерабатывать это расщепление в послании матери. С точки зрения собственного опыта это важный фактор, но не определяющий.
Одна пациентка, страдающая шизофренией много лет, рассказывает мне о взаимоотношениях с матерью. Живет с ней достаточно давно, собственной семьи так и не случилось, хотя женщина дважды побывала замужем. Мать буквально никуда не пускает ее – не в том смысле, что держит под замком, нет, просто постоянно за нее тревожится, думает, что с дочерью может что-то случиться. Не отпускает в магазин. Почему? «Потому что у тебя будет обморок, как это уже было. Я не хочу из-за тебя страдать». Или пациентка находится в кухне, а мать в другой комнате смотрит телевизор. Мать слышит шум, кричит: «Ты что, обожглась? Я знаю, что-то случилось с тобой!» Вот это постоянное проецирование собственной непереработанной тревоги является одной из особенностей взаимодействия в семьях, где есть пациент, страдающий шизофренией. Мать постоянно показывает уже взрослой дочери, что мир крайне нестабилен, а она – единственный объект, который может обеспечить безопасность. Иными словами, сама пациентка наделяет свою мать этим значением, она говорит, что только мать может ее защитить. В задачу психиатрии не входит обнаружить все эти нюансы, это видно, когда мы общаемся с пациентом изо дня в день, это та мелочь, на которой держится внутренний мир человека, страдающего психосоматическим расстройством.
Я считаю, что консультирование шизофренических пациентов возможно только в паре с их родственниками, потому что это семейная проблема. Чаще всего бывает так, что родители не страдают психическими расстройствами в той мере, что их ребенок, но когда с ними общаешься, преследует ощущение какой-то неправильности. И каждый раз это очень сильно мешает взаимодействовать с матерью пациента.
Например, в какой-то момент ты видишь, что, несмотря на все твои усилия, тебя просто не слышат. Мать, приходя разговаривать о дочери, в остром состоянии находящейся в больнице, уже 15 минут говорит о себе. Очень часто матери пациенток, у которых абсолютно нет энергии чем-либо заниматься, крайне целеустремленные, волевые, нацеленные на действие, а не на переживание, обесценивают чувства, говорят: «О чем я буду с ней говорить? Надо идти работать». И вот этот постоянный посыл, что ребенок должен быть таким же волевым, как и я, приводит к обратному результату. Чем большую волю демонстрирует мать, тем безынициативнее дочь. Иными словами, чаще всего диагноза нет, но есть особенности, которые от взгляда специалиста не ускользают.
Шизофрения как сущностная человеческая проблема
Был у меня один пациент, который ходил ко мне 8 лет, но все эти годы я не понимал зачем. Он приходил и просто целый час говорил, не делая пауз, не давая мне задавать вопросы, особенно это было заметно в самом начале нашей работы. Помню, когда я задал уточняющий вопрос, он довольно зло на меня посмотрел и попросил, чтобы больше я такого не делал, потому как я мешаю ему проходить психотерапию. Конечно, наши отношения постепенно менялись, но я все равно ничего не понимал. Спустя 8 лет на одном из сеансов он рассказал сновидение: он стал президентом США, у него была миссия построить стадион на крыше небоскреба, чтобы там прошел очередной чемпионат мира по футболу. Потом он помолчал и сказал мне: «Знаете, почему я к вам прихожу все эти годы? Потому что вы мне даете возможность не выполнять этой миссии». А миссий у него было достаточно много, периодически он говорил, что ему нужно сделать что-то очень серьезное, переступить через себя. Например, проехать ночью на велосипеде из одного города в другой, познакомиться с женщиной, которую он априори боится, – его жизнь состояла из этих поступков. Их становилось все больше, и выносить ему их было все сложнее. Он говорил о некоем режиссере, которого люди, по его выражению, довольно пошлым образом называют Богом. Он знал, что должен делать что-то такое, чего сделать на самом деле не может и чего жутко боится. Он наделил меня неким значением, и мои знания в области клинической психологии вообще ни при чем: если бы он меня этим значением не наделил, я не смог бы ему помочь.
Я думаю, что шизофрения – это проблема человека как субъекта, как носителя собственного желания и воли. Пациентка мечется между материнской и отцовской позицией. Когда ей что-то говорит мать, то кажется, что она абсолютно права, а отец в этот момент становится ничтожным, и она обесценивает все, что с ним связано. Когда же она говорит с отцом, мать оказывается чудовищем в ее восприятии, а отец идеализируется. Для шизофрении, как и для любых тяжелых психических расстройств, характерна чрезмерная идеализация и такое же мощное обесценивание. То, что Уилфред Бион в свое время назвал «нападением на связи». Пациентка говорит, что не помнит ничего из происходившего на предыдущем сеансе. Это тоже особенность мышления страдающих шизофренией, они очень легко разрывают ассоциации, это избавляет их от невыносимых переживаний, мучительных душевных болей. Пациент признается, что может любить свою собаку, только если она не лает. Вот это расщепление на абсолютно хорошее и абсолютно плохое не дает шизофреническим пациентам возможности полноценно выстраивать взаимоотношения, потому что жить с таким расщеплением очень трудно. Мы можем быть во взаимоотношениях, только когда другого принимаем во всей его противоречивости, но это под силу только здоровой психике.
Психические расстройства настолько сложны, что одним психиатрическим дискурсом не исчерпываются. Вопрос о них отсылает нас к проблеме самого существования человека. Если мы будем игнорировать эту проблему, то вряд ли сможем хотя бы немного приблизиться к пониманию сути психического расстройства.
Источник: republic.ru